Александр Лаврин

Виктор  Коркия

ВЕЛИКИЙ  ЛЮБОВНИК,

или

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ КАЗАНОВЫ

Трагикомедия в 2 актах

Настоящий текст не может быть использован

для постановки или публикации без разрешения авторов

© Лаврин А.П., Коркия В.П.

alavrin@rinet.ru      viktor-korkia@narod.ru

Действующие   лица

ДЖАКОМО КАЗАНОВА –

                великий обольститель,

                легендарная личность всех времен и народов.

ФРАНЦ  РОЗЕНШЛЮС –

                мелкий чиновник магистрата,

                молодой человек с амбициями.

ГРАФ ФОН ВАЛЬДШТЕЙН –

                профессиональный аристократ средних лет,

                лицо вполне историческое.

БУРГОМИСТР –

                руководитель провинциального мас­­штаба,

                отец единственной дочери, вдовец.

АННА –  дочь бургомистра, первая красавица города.

СТАТУЯ КОМАНДОРА –

                персонаж вполне живой,

                хотя и мнит себя каменным.

ПРИЗРАК АНРИЕТТЫ,

                бывшей возлюбленной Казановы –

                возмож­но, всего лишь плод воображения

                главного героя.

НЕЗНАКОМКА, она же СМЕРТЬ –

                дама, всегда приходящая не вовремя.

БОББЕРМАН и ДОББЕРМАН –

                чиновники, похожие, как две капли клея,

                люди выдающегося усердия.

ГОРОДСКИЕ ЖЕНЫ, ЛАКЕЙ И СЛУЖАНКА –

                лица не обязательные, но желательные.

Действие происходит в 1790–х гг.

в небольшом городке в Богемии.

АКТ ПЕРВЫЙ

СЦЕНА 1

  Комната Казановы в замке графа Вальдштейна. Скорее даже не комната, а мансарда. Художественный беспорядок, рукописи, книги, пустые (и не только пустые) бутылки. На столе – сухие цветы, часы с боем. На полу гипсовая статуя Венеры Милосской, на которую надет парик. Множество париков разбросано в самых неожиданных местах. Ширмы, большое венецианское зеркало, глобус (на который тоже нахлобучен парик), ботфорты с огромными раструбами, в одном из них стоят несколько шпаг, как в ста­кане – карандаши. В углу – скелет в парике и карнавальной полумаске; в одной руке скелета – шпага, в другой – веер.

  Казанова (один, с книгой в руке, читает надпись). "Милому Джакомо Казанове от маркизы де Юфрэ на память о ночи любви. 17 июня 1757 года." Спасибо, маркиза, но я уже не помню ни вас, ни той ночи. В камин! (Бросает книгу в камин, поднимает с пола другую. Листает и читает вслух). "Размышлять о смерти – значит размышлять о свободе. Кто учит людей умирать, тот учит их жить". Монтень. Когда–то это казалось мудростью... В камин! Дидро. "Милому Джакомо Казанове..." В камин! (Бросает в камин.) Гельвеций... Бомарше... (Бросает книги в камин, берет еще одну, из нее выпадает листок.) "Милый Казанова, жду вас в своем фернейском уединении. Ваш друг Вольтер." В камин! Шекспир, “Гамлет”. Тоже с дарственной надписью автора? "Милому Джакомо Казанове от графини де *** на память о ночи любви." (Бросает в камин.) Простите, милая графиня, но "быть или не быть?" – для меня уже не вопрос! А когда этот вопрос отпадает, когда смерть вот–вот постучится в дверь...

_{Стук в дверь. Входит Лакей.}

  Лакей (почти презрительно). Вам письмо. 

  Казанова. От кого?

  Лакей (надменно). Я неграмотный.

Величественно удаляется.

  Казанова. Они смотрят на меня, как на мертвеца. Я пережил себя, и все ждут моей смерти. Особенно лакеи. Лакеи, это та­кой народ... Лакеи – это народ... Народ – это лакеи... (Распахивает дверь и кричит вдогонку.) Каналья!.. Еще раз войдешь без разре­шения!.. Каналья!.. (Распечаты­ва­ет конверт, достает брошюру.) "О новом способе... отрубания голов"... (Листает). "Господину Ка­занове на добрую память. Доктор Гильотен". Cтарый дурак! Он бы еще гильотину прислал! В камин! (Снова бросает в огонь.) Они сделали смерть механической, лишив ее всякого очарования!.. Орудие казни превратили в символ свободы!.. Канальи!.. Они сделают механической и любовь! Придумают какой–нибудь безобразный резиновый фаллос с вечным двигателем внутри... Да еще назовут это дьявольское изобретение "Машиной Любви" или "Казановой"!.. Господа! Ваше онанирующее воображение мне претит!.. Никаких новых способов любви нет! Нет и никогда не будет! Это вам говорит Джакомо Казанова!..

Входит Лакей.

  Лакей (надменно). Я попросил бы вас не кричать.

  Казанова. Что?!. Что ты сказал?!.

  Лакей (презрительно). Граф отдыхает.

  Казанова. Каналья!..

Запускает в лакея книгой, но она ударяет в уже закрытую дверь.

Эти мерзавцы видят во мне библиотекаря!.. (Поднимает брошенную книгу.) "Милому Джакомо Казанове от И.В.Гете". Почему я для всех милый? Я вам не милый! (Листает и читает.) "Ты, голый череп посреди жилья, на что ты намекаешь, зубы скаля..." (Бросает в камин.) Я переспал со своим веком, с историей, с вечностью!.. Что осталось от меня и моих любовниц? Узнал бы я сегодня хоть одну из них?.. (Бросается к столу, лихорадочно перебирает бумаги, читает вслух.) "Алтарь, где пламя мое возносилось к небу, украшало руно тончайших золотых волосков. Тщетно пальцы мои пытались их распрямить..." Анриетта!.. Время сожрало твою красоту!.. Где все это, где, где, я спрашиваю!.. Где Фридрих Великий, где Екатерина, Семирамида Севера?.. Где Людовик Возлюбленный... Вольтер... Моцарт... (Падает на колени, кричит.) Боже! Боже! Бо–оже!..

Входит Лакей.

  Лакей. Вы меня звали, господин Казанова?

  Казанова. Пошел прочь!

  Лакей. А еще говорят, что иезуиты дают хорошее иезуитское воспитание!

Удаляется еще величественней, чем прежде.

Казанова резко бросается к двери и, распахнув ее, кричит в пустоту.

  Казанова. Каналья!.. Ты думаешь, я – живой труп?!. Ты думаешь, я – библиотекарь?! Я – Казанова! Джакомо Казанова!.. (Захлопывает дверь. Несколько секунд стоит молча.) Я – биб­лиотекарь!.. Пред­ставь себе, Анриетта: Джакомо Казанова – библио­те­­карь!.. Дорогая гра­финя, ваш обворожительный Джакомо – библиотекарь!.. Я – библиотекарь, господин Гете!.. (Хохочет, хватает книгу.) Овидий, оцени метаморфозы – Джакомо Казанова на старости лет стал библиотекарем графа фон Вальдштейна!.. (В зал.) Господа, среди вас есть библиотекари? Господа, среди вас есть лакеи?.. Кушать подано!.. (Хватает шпагу.) Подано!.. Подано!.. Подано!..  (Наносит шпагой удары по закрытой двери. Дверь внезапно открывается, но в черном проеме никого нет. Казанова замирает и смотрит в пустоту.) Кто здесь?.. Кто здесь, я спрашиваю!..

Дверь захлопывается, и в комнате быстро темнеет.

О, если бы смерть была женщиной – настоящей женщиной из плоти и кожи! Я соблазнил бы ее, чтобы избежать смерти! Будь она даже страшной старухой – из тех, что и в сто лет пользуются румянами... И тогда я бы соблазнил ее!.. (Бросает шпагу.) А забавно представить, как она вы глядит вблизи... (Красит румянами щеки, мажет губы и надевает женский парик. Стучит в притолоку, изображая Смерть. Говорит женским голосом.) Господин Казанова? Рада, что застала вас дома. Ужасно не люблю, когда приходится искать человека. Да! я кажется не представилась (Приседает.) Я фрау Смерть, Леди Могила, я Сеньора Последнего Вздоха, я Донна Белого Безмолвия... Ах, Джакомо, Джакомо... В детстве ты смотрел на фрески в соборе Святого Марка, изображавшие смерть в разных обличьях, и думал о том, какова я на самом деле. И вот теперь ты старик – и я могу удовлетворить твое детское любопытство... Смотри – я перед тобой. Не правда ли, я – красавица? Подари мне свой поцелуй, от которого сходили с ума венецианские женщины... А взамен я подарю тебе элексир бессмертия (доста­ет пузырек). Всего три капли, проглоти – и ты уже вечен, как Агасфер. (Отвинчивает пробку и протягивает пузырек в пустоту.) А! Понимаю! Ты боишься, что вместо панацеи я предлагаю тебе яд. Но если даже это отрава – не все ли равно? Яд – это тот же эликсир бессмертия. Вспомни Моцарта! Яд одарил его вечностью. Это я, одетая в черное, приходила к нему, чтобы заказать реквием. И это я звала его из темноты, когда...

  Женский голос (звучащий ниоткуда). Джакомо!..

Казанова вздрагивает.

  Казанова. Кто здесь?..

  Женский голос. Милый Джакомо!..

  Казанова. Анриетта?..

  Женский голос. Милый, милый Джакомо!..

  Казанова. Анриетта... Ты... Ты же... давно... мертва...

  Женский голос. Милый, милый Джакомо! Что такое – давно, что такое – мертва?.. Я слышала – ты звал меня. Ты звал, и я пришла.

  Казанова. Анриетта!..

  Женский голос. Неужели ты не видишь меня? Ты забыл, как я выг­ляжу? Забыл тот алтарь, где пламя твое возносилось к небу? За­был золотое руно тончайших завитков, которые ты так хотел распря­мить? Распрями их, Джакомо! Распрями меня, милый!..

  Казанова. Ты... Анриетта?..

  Женский голос. Я, милый Джакомо. Я, кто же еще? Если хочешь, зови меня Анриеттой. А хочешь, зови Лаурой, Беатриче, Франческой! Зови меня Офелией, Дульсинеей, Джульеттой! Зови Галатеей, Маргаритой, Изабеллой... Зови донной Анной, Еленой Прекрас­ной...

  Казанова. Анриетта!.. Я не вижу тебя.

  Женский голос. Это потому, что ты вообразил себя библиотекарем, а меня – старухой. Разве ты – библиотекарь? А я – разве я старуха? Дотронься до меня... Возложи голову на мой алтарь.

  Казанова. Где ты?.. Я ничего не вижу...

  На пороге появляется нечто похожее на призрак – силует женщины в прозрачной одежде. Силуэт становится всё отчетливее, он при­бли­жается, и Казанова в страхе отступает. Перед ним – точное его отражение – нарумяненная Незнакомка, ужасно похожая на Смерть в изображении Казановы.

СЦЕНА 2

  Казанова (в ужасе). Вы кто?..

  Незнакомка (повторяет интонации Казановы). Господин Казанова? Рада, что застала вас дома. Ужасно не люблю, когда приходится искать человека. Да! я кажется не представилась (приседа­ет). Я Донна Белого Безмолвия...

  Казанова (растерянно). Безмолвия?..

  Незнакомка. Да, я Фрау Могила, я Сеньора Последнего Вздоха.

  Казанова. Вот оно что! Вы подслушивали!

  Незнакомка. Признаюсь, я ужасно любопытна. Перед тем, как войти, обязательно слушаю, что происходит за дверью. (Снова повторяет голосом Казановы.) И вот теперь ты старик – и я могу удовлетворить твое детское любопытство... Смотри – я перед тобой. Не правда ли, я – красавица? (Резко, своим голосом.) Я слышала, вы даете уроки любви.

Казанова оценивающе смотрит на нее.

Вы, кажется, хотите что-то спросить?

  Казанова. Хочу. Сударыня, давно ли вы смотрелись в зеркало?

  Незнакомка. Зачем оно мне? Вы – мое зеркало! Но что значит возраст, когда речь идет о любви!

  Подходит к Казанове вплотную и смотрит ему в лицо. Казанова торопливо сбрасывает женский парик и стирает со своего лица румяна, принимая собственное обличье.

  Казанова. Вы что, в самом деле хотите брать уроки Амура? Изучать науку сладострастия?

  Незнакомка. Почему бы и нет? Любовь – это лекарство от одиночества, а я так одинока! Да и вы сами – разве вы не влюблены в очередной раз?

  Казанова Я? Влюблен? (Хохочет.) Вы сошли с ума! Моя любовь – теплый набрюшник, моя привязанность – манная каша, потому что ее не надо жевать. Я никого не люблю и ничьей любви не ищу.

  Незнакомка. А я ищу. Только предупреждаю: я не смогу заплатить деньгами.

  Казанова. В таком случае ничем не могу помочь. Благотворительностью не занимаюсь.

  Незнакомка. Я дам вам больше, чем деньги. Я научу вас умирать!

  Казанова. Но меня вовсе не прельщает смерть!

  Незнакомка. А кто говорит о смерти? Искусство умирания и смерть – вещи разные. Как ночь и тьма.

  Казанова. Я сам старый схоласт, и меня вам не сбить.

Казанова вновь оценивающе смотрит на нее.

Тем более... Будь вы моложе лет на шестьдесят...

  Незнакомка. Я выглядела бы точно так же. За последние пять тысяч лет я совсем не изменилась... Итак, мы договорились?

  Казанова. О чем?

  Незнакомка. О том, что смерть – это любовь, а любовь – это смерть.

  Казанова. В молодости я любил такие парадоксы, а сейчас... сейчас хочу одного – чтобы меня оставили в покое. Прошу вас, сударыня, удалиться. Скоро придет мой ученик, ему назначено время.

  Незнакомка. Когда доходит до дела, все просят меня удалиться. Я разочарована. Вы такой же, как все, господин Казанова.

  Казанова. Ошибаетесь, сударыня. Я не такой, как все. И не такой, как вы думаете. Просто вы опоздали. Я пережил самого себя. Бессмысленно учить смерти того, кто умер. Прощайте, сударыня.

  Незнакомка. О, нет, я не прощаюсь. Я еще вернусь.

Незнакомка выходит и на пороге сталкивается с Францем.

Это и есть ваш ученик? Забавно! До скорой встречи, господин Казанова!

Уходит.

СЦЕНА 3

  Франц. Добрый день, маэстро!

  Казанова (раздраженно, глядя на часы). Однако вы опаздываете!

  Франц (достает кошелек). Вот деньги за урок.

  Казанова. Скоро я повышу расценки. (Иронически.) Я стал популярен. Знаете, кто эта старуха, с которой вы столкнулись на пороге?

  Франц. Какая–нибудь знатная графиня?

  Казанова. Берите выше.

  Франц. Княгиня?

  Казанова. Еще выше!

  Франц (в священном трепете). Неужели принцесса?!

  Казанова. Принцессы повелевают людьми, а кто повелевает принцессами?

  Франц. Принцессами повелевает... Любовь. Но она совсем не похожа на Любовь. Эти жуткие морщины... У нее не лицо, а географическая карта.

  Казанова. Все дело в освещении, мой друг. Но если я скажу вам, что ко мне приходила сама Смерть, вы ведь не поверите?

  Франц. Вам – поверю.

  Казанова. И напрасно. Потому что это была какая–то умалишенная. С тех пор, как в городе открыли психическую лечебницу, их тянет сюда, как магнитом. Но почему они принимают за сумасшедший дом замок графа, убей Бог, не понимаю... Однако, займемся телом. (Берет указку и подходит к статуе Венеры Милосской.) В прошлый раз мы дошли до чувствительных мест. Итак, записывайте: главное – это эрогенные зоны.

  Франц. Какие–какие?

  Казанова. Э–ро–ген–ные. Сие означает места, наиболее чувствительные к ласкам... Вам сколько, простите, лет?

  Франц (с запинкой). Двадцать... один.

  Казанова. И сколько у вас было любовниц?

Франц шевелит губами и смотрит в тетрадку.

Только не делайте вид, что вы сбились со счета. (С наигранным изумлением). Послушайте, так вы девственник! Девственник, который мечтает стать вторым Казановой!

  Франц. Нет–нет, я уже пробовал, клянусь вам! Во–первых, пастушка из Зальцбурга. И еще хозяйка постоялого двора...

  Казанова. Не советую иметь дело с хозяйками постоялых дворов. Из вас вытрясут все деньги и вдобавок наградят скверной болезнью. У вас там... (показывает указкой на чресла) все в порядке?

Франц мнется.

Так, молодой человек, все ясно.

  Франц (опомнившись). Нет–нет, господин Казанова, я совершенно здоров. Извините, но я солгал... У меня не было хозяйки постоялого двора. И пастушки – тоже не было.

  Казанова. Значит, вы занимаетесь самообслуживанием? Ну–ну, мой друг, не смущайтесь, вы не на исповеди. Рукоблудие – это вполне естественно для неженатого мужчины, у которого нет денег на проституток. Однако вернемся к нашим баранам, то бишь зонам. Помните, как они называются?

  Франц (заглядывая в тетрадку). Эро... генные!

  Казанова. Браво. Не думайте, однако, что это относится только к телу. Например, от места, где стоите вы, до кресла, в котором сидит она – это тоже эрогенная зона. И важно пройти эти несколько шагов так, чтобы зажечь в женщине венерин огонь. Следите за моей походкой. (Показывает.) Теперь повторите.

Франц неуклюже повторяет.

Нет–нет, не так. Представьте, мой юный друг, что вы идете ночью по берегу моря. Из аллеи доносится аромат мирта и лавра, лунный свет серебрится в листве жасмина, волна с нежным шелестом лижет песок. А теперь представьте, что берег, по которому вы идете (делает волнистое движение рукой), – это бедро женщины. И вот, вы идете по берегу моря и смотрите, как далеко–далеко, где небо сливается с землей в полуночной неге, мерцают таинственные...

  Франц (повторяет завороженно). Таинственные...

  Казанова. Огни.

  Франц. Огни...

  Казанова. Вы идете к ним и вдруг...

  Франц (завороженно). Вдруг...

  Казанова. Перед вами открывается...

  Франц. Открывается...

  Казанова (резко снижая тон, почти грубо). Что – открывается?

  Франц. Эрогенная зона?..

  Казанова (раздраженно). Пограничная, а не эрогенная! Эрогенную мы уже проскочили. А теперь обратите внимание (голосом гида) – перед вами местная достопримечательность: пещера Венеры, известная с древних времен как прибежище одиноких странников. Здесь неоднократно останавливались на ночлег Александр Македонский и Юлий Цезарь, Вольтер и Дидерот, а также... – ваш покорный слуга!..

  Франц. Уважаемый маэстро, мы прошли с вами (заглядывает в тетрадку), как завлечь даму разговором, как назначить ей свидание, как возбудить в ней интерес к сладостным утехам. А есть ли такое средство, чтобы увлечь женщину сразу и наверняка?

  Казанова. Разумеется. Но зачем вам средство, когда у вас нет цели?

  Франц. Есть! У меня есть цель! Я люблю дочь бургомистра Анну...

  Казанова. А она? Она вас любит?

Франц молчит.

Вы хотите сказать, что ей нет дела до того, что под казенным сюртуком бьется преданное сердце?

Франц по–прежнему молчит.

Я не учитель молчания, дорогой Франц.

  Франц. Отец уже присмотрел для нее жениха!

  Казанова. Какой–нибудь торговец сукном?

  Франц. Что вы! Разве граф фон Вальдштейн продает сукно?

  Казанова. Как?! Граф фон Вальдштейн?! Мой благодетель?! Вот кому не нужны уроки любви!

  Франц. Почему?

  Казанова. Графский титул – это посильнее, чем эрогенные зоны. Добавьте еще состояние графа...

  Франц. А вот тут вы ошибаетесь, господин Казанова. У графа нет денег.

  Казанова. А вы–то откуда знаете? Правда, мне действительно в этом месяце задержали жалованье. Но управляющий сказал, что это временные трудности.

  Франц. Я служу в магистрате чиновником и знаю одно: граф обратился в магистрат с просьбой о кредите на ремонт замка. И бургомистр готов дать деньги...

  Казанова. При условии, что граф женится на его дочери? Наш бургомистр разбогател на торговле пивом, и теперь хочет, чтобы его пиво пенилось, как шампанское.

  Франц (умоляюще). Дорогой учитель! Я люблю Анну!

  Казанова. Любите?

  Франц. Безумно! Она должна быть моей! Это и в ваших интересах.

  Казанова (жестко). У меня нет интересов.

  Франц. Если граф женится на Анне, он не потерпит, чтобы рядом в одном замке с ней находился сам Джакомо Казанова, маэстро любви! Граф уволит вас, чтобы оградить репутацию графини. Нужно расстроить эту свадьбу! Если вы поможете мне, Анна влюбится в меня, и мы тайно обвенчаемся.

  Казанова. Вас никто не обвенчает. Здешние священники трусливы, они боятся бургомистра. Есть более радикальное средство. Соблазните девочку! Тогда во избежание огласки отец будет вынужден согласиться на ваш брак.

  Франц. Легко сказать – соблазнить! А как? Вы же не открываете мне главное средство. Только и пишу под вашу диктовку любовные письма.

  Казанова. А то, вчерашнее, отослали?

  Франц. Еще бы! Выучил наизусть и отослал сегодня утром. (Цитирует наизусть.) "О, повелительница моего сердца... Без тебя моя жизнь – это блуждание в потемках, это огонь без тепла и света, это нежный листок акации в бурную ночь..."

  Казанова (в ужасе). Что вы там мямлите! Разве такие слова можно говорить так? (С неподдельной страстью.) "О, повелительница моего сердца... Без тебя моя жизнь – это блуждание в потемках, это огонь без тепла и света, это нежный листок акации в бурную ночь..." Чтобы соблазнять – нужно быть соблазнительным! Ваша беда в том, что вы не можете сбросить сюртук клерка.

  Франц. Да хоть сейчас! (Сбрасывает сюртук.)

  Казанова. Я в ином, в метафорическом смысле. (Отходит и смотрит оценивающе). Нет, в сюртуке вы более соблазнительны...

Франц торопливо одевает сюртук.

Итак, вы хотите побеждать сердца?

  Франц. Не сердца – сердце!

  Казанова. Это одно и то же. Кто владеет шпагой, вряд ли ограничится одной дуэлью. Знаете в чем секрет любой победы? Чтобы побеждать других, сначала нужно победить себя. Чтобы в вас увидели Дон Жуана, разглядите его в себе сами. Представьте, что вы – великий обольститель. И – все!

  Франц. Так просто?

  Казанова. Вы хотите сказать – так сложно! Легче победить мир, чем себя. (Видя, что Франц направляется к двери.) Куда же вы? Мы не кончили урока.

  Франц. Простите, дорогой маэстро, но я уже спешу.

  Казанова. На любовное свидание?

  Франц. На заседание магистрата.

  Казанова. Бегите, мой юный друг, только не забудьте свою шпаргалку.

  Франц. Не смейтесь надо мной. Там решается судьба Анны!

  Казанова. Как?!. Прямо на заседании магистрата?!.

  Франц. Вы все смеетесь, а я сгораю от любви.

  Казанова (трогает его лоб). Лоб у вас холодный. Ах да, ваш огонь – ниже пояса. Ну–ну, не обижайтесь на старика. Послушайте, Франц, если вы действительно ее любите, забудьте все, чему я вас учил. Оставьте все эти эрогенные зоны врачам и маньякам. Важно другое – понять, чего ждет от вас женщина. Хочет ли она видеть в вас гордого рыцаря? Или робкого юношу? Или ловкого пройдоху? А вы сами – кого вы ищете в женщине? Нежную подругу? Пылкую любовницу? Мать–утешительницу? Светскую львицу, из–за которой стреляются юнцы? Ответите на эти вопросы, – и все женщины мира ваши! Запомните, Франц: в мире нет ничего реальнее, чем воображение. Человек – это пожиратель химер, коллекционер фантомов, ростовщик снов. Мы светлячки, мы обречены на гибель – те, кто любит... Вы обречены, Франц!..

СЦЕНА 4

  Бургомистр и Граф ходят по авансцене. В глубине – стол для заседаний, за которым постепенно собираются Чиновники магистрата.

  Бургомистр. Дорогой граф, я хотел бы поговорить с вами наедине.

  Граф. Дорогой бургомистр, вы читаете мои мысли.

  Бургомистр. Вы имеете в виду?..

  Граф. Именно, дорогой бургомистр! Я имею в виду. Наступают последние времена. Гибнет культура.

  Бургомистр. Как я вас понимаю! Вы имеете в виду...

  Граф. Именно, именно, дорогой бургомистр. Я имею в виду мой замок! Возьмите, например, башню пыток: самая высокая в Европе, а держится на честном слове. А ведь эта башня слышала крики Яна Гуса! Джордано Бруно! Галилео Галилея!..

  Бургомистр. Как я вас понимаю!

  Граф. А крыша! Готическая крыша! И – вы только представьте себе – протекает!.. Когда идет дождь, мне кажется, что я – Ной, а мой замок – ковчег, который плывет к горе Арарат.

  Бургомистр. Вы разрываете мне сердце. Такой человек, как вы, не должен страдать от прихотей судьбы.

  Граф. Как же не страдать, если эти хамы не дают мне денег.

  Бургомистр. Вы имеете в виду...

  Граф. Именно, дорогой бургомистр. Я имею в виду банкиров. Гибнет культура, а они все о своих процентах... А что такое процент? Я до сих пор не могу понять.

  Бургомистр. Как я вас понимаю!

  Граф. Вот я, например! Граф Священной Римской Империи Германской Нации! Сорок поколений одних только предков! В моих жилах течет кровь Фридриха Великого и Пипина Короткого! Не считая побочных связей! Так что важнее – я или какой–то процент? Да кто он такой, этот процент?! Откуда он вообще взялся?! Что он себе позволяет! (Хватает стул и бьет им об пол так, что тот разваливается. Выхватив ножку стула, начинает размахивать им, как мечом, в запале наступая на Бургомистра.) Я не позволю! Я не посмотрю! Я им покажу! Я! Я! Я!.. (Споткнувшись, падает на колени).

  Бургомистр (подхватывает графа). Дорогой граф, позвольте вам помочь.

  Граф. Можно ли помочь тому, от кого отвернулась Судьба?.. Судьба, ты где? Почему безмолвствуешь, Судьба? Слышишь ли ты меня?

  Бургомистр (тихо в сторону). Слышу.

  Граф (оглядываясь). Слышишь?..

  Бургомистр (громче). Слышу.

  Граф. Нельзя ли еще раз?

  Бургомистр. И еще раз слышу. Нет, дорогой граф, я – не Судьба. Но я – исполняющий обязанности Судьбы. И как глава города я обязан сле­дить, чтобы никто из здешних жителей не терпел никаких неудобств. Если Судьба ошибается, я тут же готов исправить ее ошибки.

  Граф. Вы имеете в виду?..

  Бургомистр. Именно, именно, дорогой граф. Я имею в виду вас. Судьба лишила вас средств, – значит, я помогу вам получить их. Мы выделим вам муниципальный кредит. Беспроцентный и безвозвратный. Только... (Мнется). Видите ли, дорогой граф, я обладаю возможностью исправлять ошибки судьбы по отношению к другим. А вот по отношению к себе...

  Граф. Вы имеете в виду?..

  Бургомистр. Именно, дорогой граф. У меня есть дочь на выданье, и мне не хотелось бы, чтобы ее рука и сердце достались какому–нибудь пивовару. Ремесло – дело почетное, но, право же, моя дочь достойна лучшей участи. О, если бы она стала женой благородного дворянина...

  Граф. Вы имеете в виду?..

  Бургомистр. Именно, именно, дорогой граф! Я готов вечно исправлять ошибки судьбы по отношению к нему!

  Граф. Скажите, а какие суммы пойдут на исправление ошибок судьбы?

  Бургомистр. В моем распоряжении вся казна магистрата. Но моя дочь...

  Граф. Не стоит продолжать. Она мне уже нравится. Дочь такого достойного отца несомненно воплощает все земные добродетели. Скажите, а как скоро я мог бы получить... э–э... первую сумму в счет кредита?

  Бургомистр. В любое время! Как раз на сегодня я назначил заседание магистрата. Кстати, неплохо бы вам выступить на нем. Сказать несколько слов о целевом назначении кредита. Это, конечно, формальности, но важно, чтобы газеты не обвинили нас в разбазаривании средств. Главное, не забывайте повторять, что гибнет культура!

  Граф (удивленно). Но ведь она и вправду гибнет!

  Бургомистр. Т–сс! Дорогой граф, – поберегите ваш запал для выступления. (Оглядывается). Кажется, все в сборе, можно начинать.

СЦЕНА 5

  Те же, Добберман, Бобберман и другие чиновники, собравшиеся за столом.

  Бургомистр. Господа! На повестке дня один вопрос – кредит для реставрации замка господина графа фон Вальд­­штейна. Позвольте предоставить слово самому графу.

  Граф (торжественно). Господа, мой замок – это не просто хорошо сложенные камни. Это историческая реликвия! В нем останавливался Александр Македонский, направляясь в Крестовый поход. В этом замке Мария Стюарт зачала Пипина Короткого. Здесь убили Генриха Четвертого... или Седьмого? Впрочем, всего не упомнишь. Я попросил своего библиотекаря составить список важнейших событий, случившихся в моем замке, начиная с распятия Христа.

  Бобберман (в священном трепете). А Христа тоже...

  Граф. Что – Христа?

  Бобберман. Распяли в вашем замке?

  Граф. К сожалению, нет. Христос казнен слегка южнее, но замок построен именно в честь этого выдающегося события. Однако за прошедшие века он сильно обветшал и требует ремонта. Вот, собственно, и все, господа.

  Бургомистр. Прошу учесть, господа, что здесь лежит и наш экономический интерес. Мы оповестим о рестав­ра­ции весь мир. Отовсюду хлынут туристы, особенно русские. Мы все станем богаче – лавочники, трактирщики, извозчики, носильщики, синхронные переводчики, наконец, представители древнейших про­фессий... Мой секретарь Франц подготовил экономические выкладки... (Смотрит по сторонам.) А где он?..

Вбегает растрепанный Франц.

Боже правый! В каком вы виде! За вами кто–то гнался?

  Франц. Гнался! Еще как гнался!

Шум за сценой.   Вваливается Статуя Командора и бросается к Францу.

  Статуя.             Ага! Попался, подлый негодяй!

                            Я столько лет гонялся за тобою,

                             что даже счет столетьям потерял.

                             Ты от меня удрал в Эскориале,

                             ты прятался, как червь, на Пер–Ла–Шез,

                             в Вестминстерском аббатстве ты скрывался.

                             Пришел твой час, и ты, развратник мерзкий,

                             сейчас испустишь дух! Моя рука –

                             десница Провидения! Молись!

                             Я вижу, ты трепещешь! На колени!

                             О, наконец–то перестанешь ты

                             бесчестить жен, мужей их унижая...

                             Дай руку мне! Дай руку, Дон Жуан!

  Бургомистр. Что здесь происходит? Кто это?

  Статуя.             Представиться позвольте: Командор.

                             Вернее, статуя, поскольку Командора

                             убил когда–то этот Дон Жуан.

                             И я брожу, как грозный ангел мщенья,

                             чтоб поразить убийцу своего.

(Хватает Франца.)

  Бургомистр. Сейчас же отпустите его! Кто вы?

  Статуя.             Кто я такой! Да разве вам не видно,

                             кто я такой?

  Бургомистр. Видно. Но я хотел бы взглянуть на документы.

  Статуя.             Извольте.

  Вынимает из–за пазухи свиток и подает Бургомистру. Бургомистр пытается развернуть его, и оказывается, что свиток длиною во всю сцену. Франц бросается на помощь бургомистру, но Статуя отталкивает его.

                                            Руки прочь, прелюбодей!

  Бургомистр. Сударь, это помощник бургомистра.

  Статуя (смотрит на бургомистра, словно внезапно что–то сообразив).    

                             Так вы и вправду здешний бургомистр?

  Бургомистр. Да, я бургомистр.

  Статуя.             И ваша дочь – красавица из первых?

  Бургомистр. Вне всякого сомнения.

  Статуя.             Смотрите в оба! Этот Дон Жуан

                             Нанялся к вам, чтоб соблазнить малютку!

                                   (Смотрит на Франца.)

                             Однако ж, раньше он носил усы.

              (Достает из кармана накладные усы и примеряет к лицу Франца).

                             Смотрите–ка: типичнейший развратник!

                             Развратнее я в жизни не встречал!

                             Ну, и усы! Вы только поглядите!

  Бургомистр. Кто Дон Жуан? Наш Франц – Дон Жуан? Вы меня не отвлекайте. (Разворачивает свиток, читает.) Справка. Выдана мадрид­ским магистратом благородному Дону Педро–Алонсо–Диего–..., и прочая, и прочая... Настоящим подтверждается, что вышепоименованный благородный Дон является Статуей Командора, в скобках Конной, и направляется на розыски известного развратника и нечестивца Дон Жуана, который разыскивается для свершения над ним Суда Божьего во исполнение решения мадридского магистрата за номером 35 дробь 16 от 14 сентября 1657 года от Рождества Христова. Просьба ко всем светским, церковным, военным, судебным и прочим ветвям и сучкам власти оказывать вышеупомянутой Статуе максимальное содействие. Число, печать, подпись. Все правильно... (Подняв голову.) Но вот это и подозрительно. (Статуе, внезапно.) А деньги у вас есть?

  Статуя.             При чем здесь деньги, я не понимаю?

  Бургомистр. Так: денег нет. А лошадь? Где ваша лошадь? Тут же указано, что статуя – конная.

  Статуя.             Давно коня украли моего.

                             В Тюрингии... Нет, кажется, в Эльзасе...

  Бургомистр. И у вас есть справка об этом?

  Статуя.             Сеньор, но кто мне даст такую справку?

                             Вы что же, издеваетесь, сеньор?..

  Бургомистр. Нет, просто я бургомистр. Но я предоставлю вам возможность исправить вашу ошибку. У нас тут есть одно учреждение, где можно получить любую справку. Хотите у Дон Жуана, хотите у Тени Отца Гамлета, – никаких проблем. Обещаю, что там вам не будет скучно.

  Статуя (оглядываясь). Скажите, где я? Это магистрат?

                             Иль нахожусь я в сумасшедшем доме?

  Бургомистр. Это – сумасшедший дом. А в магистрат вас сейчас отве­дут.

Бургомистр делает знак чиновникам, и они бросаются к Статуе.

  Статуя.             Несчастные! Безумцы! Трепещите!

                             За глупость вы заплатите сполна.

                             Сюда грядет чудовище из ада

                             о двух ногах, о двух руках, огнем

                             пылающее грешным и развратным,

                             а имя ему – вечный Дон Жуан!

                             И станут ваши девицы – блудницы,

                             затворницы темницы отворят,

                             смоковницы кровавыми цветами

                             усыплют город. И возляжет лев

                             с ягненком нежным рядом, и ребенок

                             их поведет. И городской бюджет

                            обрушится, как храм ерусалимский...

Чиновники скручивают Статую и волокут к двери.

           (В дверях.) И дщерь твоя, несчастный бургомистр...

  Граф (брезгливо морщась). Господа, господа, мы забыли о цели собрания. Мало ли сумасшедших бродит по земле, а замки требуют ремонта. Речь идет о вечных ценностях! О нашей культуре! Напоминаю, что в этом замке Мария Стюарт в Варфоломеевскую ночь зачала Пипина Короткого!

  Бургомистр. Думаю, всем все ясно. Ставлю на голосование. Кто "за"? (Поднимает руку.) Единогласно. Поздравляю, дорогой граф, решение принято.

  Граф. Господа, приглашаю всех на легкий фуршет.

СЦЕНА 6

Анна одна перед зеркалом в доме бургомистра.

  Анна. Господи, скука–то какая! Во Франции казнили короля, в России задушили наследника, в Турции чума, в Китае землетрясение... Везет же людям! А у нас в городе в кои–то веки опрокинется бочка с пивом – и потом целый месяц говорят об этом... И все вокруг – так грубо, так пошло, так ничтожно. Ах, отчего я с моей красотой родилась не в Испании! Говорят, там благородные доны просто вьются вокруг прекрасных дам. Дамы роняют платочки, а кавалеры бросаются их поднимать. Бросают и поднимают, бросают и поднимают, поднимают и тут же бросают! (Изображает.) И всё так нежно, с такими манерами, сплошные реверансы... А здесь! Одни бюргеры с животами, похожими на бочки. Им и наклониться трудно, не то что поднять платок... (Задумчиво.) Если б не эти загадочные письма, я бы, наверно, уже сошла с ума!.. (Стук в дверь.)

Входит Служанка, подает письмо на подносе и уходит.

Опять он! Таинственный незнакомец! Это уже третье письмо от него. (Торопливо достает из конверта письмо и читает). "О, повелительница моего сердца... Без тебя моя жизнь – это блуждание в потемках, это огонь без тепла и света, это нежный листок акации в бурную ночь..."

Раздается короткий стук в дверь и после этого сразу вбегает Франц.

  Франц. Вы позволите?

  Анна (пряча письмо). Вы уже вошли, зачем же спрашивать?

  Франц. Простите, очень торопился. Чрезвычайная новость!

  Анна. Опрокинулась бочка с вином?

  Франц. Если бы!.. Ваш отец...

  Анна (испуганно). Что с ним? Он заболел?

  Франц. Хуже!

  Анна. Он умер?

  Франц. Еще хуже!

  Анна. Он жив!

  Франц. Да! И послал меня за нужными бумагами, чтобы готовить ваш брачный контракт.

  Анна. Мой брачный контракт? (После паузы.) Забавно! И кого он же прочит мне в мужья? Или он не сказал вам об этом?

  Франц. Сказал. Но лучше бы я этого не знал.

  Анна. Ну, не томите же меня, говорите!

  Франц. Это... Это... Это граф фон Вальдштейн!

  Анна. Странно, что отец не предупредил меня заранее. А впрочем... (Задумчиво.) Графиня Анна фон Вальдштейн – это звучит!

  Франц (в отчаянии). Вас продают! За титул, за родовую спесь, за возможность козырять приставкой "фон". Вы и сами будете только приставкой к графу.

  Анна. Ну, это мы еще посмотрим, кто к кому будет приставкой! (Оценивающе смот­рит на Франца.) Послушайте, а может, мне выйти замуж за вас?

  Франц. Господи!.. Анна!.. Да вы... Да я... Да мы...

  Анна. А с другой стороны, почему я должна предпочесть вас графу?

  Франц. Почему?.. Если вы выйдете за меня замуж, клянусь, что буду лучшим мужем в мире!

  Анна. Лучшим мужем? Вы?

  Франц. Я.

  Анна (хохочет). А что вы будете делать, если я вам изменю?

  Франц. Я убью вашего любовника.

  Анна. Это неостроумно.

  Франц. Я убью себя.

  Анна. А это непрактично.

  Франц. Тогда... тогда.... тогда... я убью вас...

  Анна. А вот это забавно! А как вы меня убьете?

  Франц. Я... я не думал об этом.

  Анна. А вы подумайте. А еще лучше напишите мне письмо. Только обязательно подпишитесь. А то я могу перепутать вас с анонимом.

  Франц. С кем?

  Анна. В последнее время я стала получать письма... без подписи... (Достает письмо.) Вот сегодня пришло еще одно. От человека, который безумно в меня влюблен, но не открывает своего имени. (Мечтательно). Ах, если бы это был какой–нибудь испанский гранд! Говорят, они все такие изысканные! (Внезапно.) А вдруг это он?

  Франц. Кто – он?

  Анна. Граф фон Вальдштейн! Да, конечно! Кто же еще в нашем городе может изъясняться так благородно? Сразу видно настоящего аристократа.

  Франц. Нет, это не он!

  Анна. А вы откуда знаете? Может, это вы писали?

  Франц. Я.

  Анна. Чиновники так не пишут.

  Франц. Клянусь вам!

  Анна. Тогда скажите, как начинается письмо, которое я получила сегодня утром?

  Франц. Пожалуйста. "О, повелительница моего сердца... Без тебя моя жизнь – это огонь без тепла и света, это нежный листок акации в бурнюю ночь... "

  Анна. Боже! Вы вскрываете мои письма! Какая низость! Это мой отец заставил вас шпионить за мной?

  Франц. Ваш отец здесь ни при чем! Просто я люблю вас!

  Анна. Вы?

  Франц. Я.

  Анна. Вы?! Вот перо и бумага. Садитесь и пишите.

  Франц. Что писать?

  Анна. Решайте сами. Не буду же я диктовать вам любовные письма к самой себе.

Франц садится за столик

 и мучительно грызет вечное гусиное перо.

  Анна (в нетерпении). Готово?

  Франц. Сейчас–сейчас. Мне не так просто собраться с мыслями.

На­писав несколько строчек, Франц подает бумагу Анне.

  Анна (читает). "Госпоже Анне Шварц от чиновника по поручениям Франца Розеншлюса. Заявление. Настоящим извещаю, что я вас люблю. Франц Розен­шлюс". (Растерянно). И это все?.. Автор писем – не вы, это ясно. Но это значит, что вы их вскрывали...

  Франц. Я не виноват! Верьте мне, Анна!..

  Анна. Знаете что?.. Пожалуй, я вас прощу. Но вы должны выполнить мое поручение! Отыщите мне настоящего автора этих писем. И тогда...

  Франц. Что тогда?

  Анна. Я ничего не обещаю. Сначала заслужите мое прощение.

  Франц. Хорошо. Я найду вам вашего анонима! Но, может быть, вы об этом еще пожалеете! (Убегает).

СЦЕНА 7

Мансарда Казановы.

Казанова пишет за столом. Появляется Граф.

  Граф. Дорогой господин Казанова! Простите, что нарушил ваше творческое уединение. Вы составили список, о котором я просил?

  Казанова. Список всех примечательных событий, случившихся в вашем замке?

  Граф. Именно, дорогой господин Казанова! Именно в моем замке!

  Казанова. Да, я как раз сейчас заканчиваю его.

  Граф. Дайте, я гляну. Он будет мне нужен сегодня.

  Казанова. Простите, у меня только черновик, я не успел переписать набело.

  Граф. Ничего, я пойму и так. (Берет бумагу). Так... Что тут у нас?.. (читает). "Историческая справка о событиях, случившихся в замке Дукс графа фон Вальдштейна от Рождества Хрис­то­ва, к вящей славе последнего..." (Поднимает глаза). Последний – это кто: я или Христос?

  Казанова. Ну, вы, конечно, первый – ведь это же ваш замок.

  Граф. Да, верно. Но все–таки это как–то нескромно. А нельзя ли, чтобы мы оба были первыми?

  Казанова. Увы, сие не согласуется с истиной.

  Граф. К черту истину! Лучше Христос без истины, чем истина без Христа!

  Казанова. А давайте напишем так: "К вящей славе первого и последнего!" А уж читатель пусть сам догадывается, кто там первый, а кто последний.

  Граф. Да, это разумно. (Читает дальше). "Событие первое. Прочистка выгребной ямы – половина фридрихсталера..." Эт–то еще что такое?!

  Казанова. Это черновик, я писал его на старом счете от золотаря. Вы читайте, читайте...

  Граф. Так... значит... прочистка выгребной ямы, хм... это я уже читал... А, вот... "Год триста сорок первый. Ночевка в замке вождя гуннов Алариха и пропажа столового серебра..." (В сторону). Ну, это можно было и не писать... "Замена стульчака в клозете – один фридрихсталер..." А причем здесь стульчак?

  Казанова. Я же говорю: черновик написан на старом счете. Не обращайте внимания, господин граф, я все перебелю.

  Граф (продолжает читать). "Событие второе. Охота Фридриха Саксонского в окрестностях замка, убито семь оленей и сорок куропаток... Прочистка выгребной ямы – один фридрихсталер..." Опять прочистка!.. Тьфу!.. "Событие третье. Травля зайцев курфюстом Саксонским в окрестностях замка, убито тридцать зайцев и один суслик..." Вы уверены, что именно суслик?

  Казанова. А чем вам не нравится суслик? Впрочем, если хотите, я переправлю суслика на лису.

  Граф. Переправьте на медведя. Это благородное животное. (Продолжает читать.) "Прочистка выгребной ямы – полтора фридрихсталера..." Послушайте, сколько можно прочищать! Да еще за такие деньги!

  Казанова. Простите, господин граф, это вопрос не ко мне.

  Граф. Ну, ладно, ладно. В самом деле, перепишите все это набело. Время еще терпит.

  Казанова. О, время – самое терпеливое существо на свете!

  Граф. Не скажите! Есть вещи, которые никак нельзя откладывать. Например, ремонт замка. Вы же видите, что делается! В спальне на полу – штукатурка, в кабинете – штукатурка, в комнате с привиде­ниями – штукатурка... Все скрипит, дрожит, разваливается! На башню пы­ток нельзя взглянуть без слез. (Подходит к окну и, достав платок, вытирает воображаемые слезы). Но скоро, благодаренье судьбе, все переменится!

  Казанова. Вы хотите продать замок?

  Граф. О, нет, совсем напротив. Я нашел способ раздобыть деньги и вернуть замку его былое величие. Отремонтирую башню и переберусь туда. Вас мы тоже переселим в башню пыток.

  Казанова. Спасибо, мне и здесь хорошо.

  Граф. Ценю вашу скромность, но вы достойны лучшего. Ведь вы как–никак – дво­ря­нин, хотя и не потомственный.

  Казанова. Я дворянин по призванию, а вы – по крови. То, что я добыл великими трудами и ученьем, само собой упало вам в руки, словно с неба.

  Граф. Это верно. Всевидящая Судьба метит самых достойных и вознаграждает их за благородство. Вот вы, дорогой Джакомо, всю жизнь боролись, страдали, пытались чего–то добиться. И каков итог? Вы служите у меня библиотекарем! У меня, который принципиально всю жизнь ничего не делал, потому что не в этом призвание человека чести.

  Казанова. А в чем, позвольте спросить?

  Граф. В том, чтобы улучшать породу. Голубая кровь, дорогой Джакомо, – это высшее, что есть на свете. Все гниет, портится, исчезает, разваливается – и только голубая кровь останется голубой!.. Однако, я заболтался! Пора ехать в магистрат. К вечеру жду список. Только без всяких выгребных ям!

  Казанова. По большому счету вся история – это выгребная яма.

  Граф (хохочет). Как вы сказали? Вся история – выгребная яма? Это же очень остроумно! При случае вверну это бургомистру.

Уходит.

  Казанова. Напыщенный глупец! Голубая кровь? Как бы не так! Когда французы казнили Людовика – из него текла такая же красная жижица, как из любого лакея. Говорят, Людовик был символом деспотизма, ибо отдавал тайные приказы на аресты. Но лучше символ деспотизма, чем деспотизм символа. Свобода, равенство, братство... – вот символы настоящего деспотизма; он сбегается в толпы, вешает, рубит головы, убивает всякого, кто осмелится обнаружить свое мнение. И все потому, что миром правят символы. Если б я был моложе лет на сорок! С моими нынешними знаниями я в миг овладел бы этой толпой... О! я предложил бы им такой символ, который всю их революционную энергию оборотил бы совсем на иное. Я учредил бы День Фаллоса, Неделю Любовных Интриг, Месячник Разврата, Год Набухшего Гульфика! А? Каково?! Ох... (хватается за сердце) Поздно... слишком поздно... Мой удел – прошлое, я не маэстро любви, я золотарь веков... Вы слышите, мои дорогие возлюбленные, ваш ми– лый Джакомо, ваш великолепный обольститель – золотарь! Золотарь! Золотарь!..

СЦЕНА 8

Бургомистр и Граф в магистрате.

  Граф. Дорогой бургомистр, я буду счастлив повести под венец дочь такого человека, как вы.

  Бургомистр. А уж, как я рад, дорогой граф, и описать невозможно. Но сначала – дело. Прошу вас подписать эти бумаги.

  Граф. А что это?

  Бургомистр. Контракт на ремонт замка и брачный контракт. Я соединил их вместе – в одном документе.

  Граф. Но зачем мне надо подписывать это? Разве недостаточно моего слова?

  Бургомистр. Достаточно, даже более чем. Вы – человек чести, но... мы живем в такое время... Лучше все закрепить на бумаге. Так что позвольте зачитать проект нашего договора. (Надев очки читает.) "Я, девица Анна Шварц, действующая на основании законов города и отеческих наставлений, именуемая в дальнейшем Невеста, с одной стороны, и граф фон Вальдштейн, действующий на основании завещанного предками титула и собственной совести, именуемый в дальнейшем Жених, с другой стороны, составили настоящий договор о нижеследующем. Пункт один. Невеста обязуется выйти замуж за Жениха, а Жених обязуется взять Невесту в жены не позднее одной недели после выделения магистратом беспроцентного кредита на ремонт замка графа фон Вальдштейна. Пункт два. Жених обязуется надлежащим образом исполнять свои супружеские обязанности, направленные на продолжение графского рода, не реже четырех раз в неделю."

  Граф (с сомнением). Четырех? Думаю, трех раз вполне достаточно...

  Бургомистр. Четырех, дорогой граф.

  Граф. Трех, дорогой бургомистр.

  Бургомистр. Безвозратный кредит, дорогой граф. Четырех.

  Граф. Бог любит Троицу, дорогой бургомистр.

  Бургомистр. Три с половиной.

  Граф. Согласен.

  Бургомистр. "Пункт три. Если вышеупомянутая Невеста не понесет в течение шести месяцев ребенка, Жених обязуется выплачивать ее отцу штрафные санкции в размере трех процентов за каждый день простоя."

  Граф. Позвольте! А если она не понесет не по моей вине? Или понесет, но не по моей.

  Бургомистр. А по чьей же?

  Граф. По своей.

  Бургомистр. И что вы предлагаете?

  Граф. Увеличить кредит... доверия. Давайте пролонгируем обязательства по зачатию на год.

  Бургомистр. Согласен. Но не больше.

  Граф. И еще надо добавить пункт о целомудренности.

  Бургомистр. То есть?

  Граф. В том смысле, что если ваша дочь окажется не девицей...

  Бургомистр. Что вы говорите, граф! Я ручаюсь за дочь, как за самого себя.

  Граф. Вам я верю. Целомудрие написано у вас на лице... Но, знаете, мы с вами живем в такое время... Я предпочел бы письменные гарантии.

Шум за сценой. Вбегают Добберман и Бобберман.

  Чиновники (хором). Господа! Господа! Чрезвычайное происшествие.

  Добберман. Невероятное!

  Бобберман. Непостижимое!

  Бургомистр. Да перестаньте вы кричать. Говорите толком, что случилось.

  Чиновники (хором). Дон Жуан! Дон Жуан! К нам приехал Дон Жуан!

  Бургомистр. Какой еще Дон Жуан?!

  Чиновники. Тот самый, из Севильи, о котором предупреждала Статуя Командора.

  Бургомистр. Какая еще Статуя?!

  Чиновники. Та самая, конная, у которой украли коня!

  Бургомистр. Какого еще... коня?!. Вы что, насмотрелись комедий в театре?

  Граф. Дорогой бургомистр, поздравляю. Скоро у вас тут все сойдут с ума. Этих двоих можно смело отправлять в лечебницу. К Статуе.

  Чиновники (хором). Но он действительно приехал.

  Добберман. И поселился в гостинице...

  Бобберман. Инкогнито.

  Добберман. В широкой шляпе.

  Бобберман. С вот такими усами! (Разводит руками).

  Добберман. В плаще и полумаске!

  Бобберман. И шпагой на боку!

  Чиновники (хором). Это он!!!

  Бургомистр. Ч–черт побери! Кто может появиться здесь в таком виде?

  Граф. А что, если они правы?

  Бургомистр. Вы имеете в виду?..

  Граф. Имею, дорогой бургомистр. Когда гибнет культура, может появиться не только Дон Жуан, но и Дон Кихот, и Тень отца Гамлета!

  Бургомистр. Для Дон Кихота у нас есть ветряная мельница, а Тень отца мне не страшна, я сам отец! (Чиновникам.) И ваш Дон Жуан – никакой не Дон Жуан!

  Граф. А кто, дорогой бургомистр?

  Бургомистр. Какой-нибудь прыщавый мальчишка, на которого не обращают внимания.

  Бобберман. Обращают!

  Добберман. Еще как обращают!

  Бобберман. И девушки!..

  Добберман. И не девушки!..

  Бобберман. И жены!..

  Добберман. И вдовы!..

  Бобберман. И матери!

  Бургомистр. Матери?..

  Граф. Форс–мажор, дорогой бургомистр! Под угрозой нравственность всего города. А пункт о целомудренности приобретает особое значение! Ведь если Дон Жуан соблазнит вашу дочь...

  Бургомистр. Я ручаюсь за свою дочь, как за самого себя.

  Граф. А я не ручаюсь за Дон Жуана. Перед ним ни одна женщина в городе не устоит. А уж вы и подавно. Надо немедленно его арестовать!

  Бургомистр. Но за что?

  Граф. За дон–жуанство!

  Бургомистр. Такой статьи нет в нашем Уголовном Уложении.

  Граф. Так уложите ее туда, пока Дон Жуан не уложил в постель половину города. Счастье еще, что он не бисексуал. Советую сейчас же послать в гостиницу полицию.

  Бургомистр. Нет, так сразу нельзя. А вдруг – ошибка? Вдруг это проезжий дворянин или даже какой–нибудь мадридский принц, путешествующий инкогнито? Сначала надо удостовериться.

  Граф. Тогда отправьте туда этого... сумасшедшего, который возомнил себя Статуей Командора. Пусть он и разберется с Дон Жуаном!

  Бургомистр. Но ведь он может убить его!

  Граф. Дорогой бургомистр! Давайте на этот раз не будем мешать судьбе совершать ошибки. К тому же, с сумасшедшего и взятки гладки.

  Бургомистр. Вы правы, граф. (Добберману и Бобберману.) Ступайте в сумасшедший дом, заберите этого Педро–Алонсо, и прочая, и прочая, и отвезите в гостиницу к Дон Жуану. Да проследите, что у них там получится.

Добберман и Бобберман убегают.

(Графу.) Итак, вернемся к контракту.

  Граф. Я предпочел бы подождать. Пусть ваши люди разберутся, тогда и завершим наши расчеты.

СЦЕНА 9

  Франц один в гостиничном номере. Набросив плащ и полумаску, с приклеенными усами он репетирует перед зер­калом.

  Франц. Я молод, я красив, любвеобилен... (Оступается, чуть не провалившись). А, черт!.. Здесь гнилые полы... Ужасная гостиница – того и гляди провалишься в тартарары!.. И они еще уверяют, что в этом номере останавливались Мадонна и Марадона. (Подходит к зеркалу.) Казанова прав: человек – это не то, что думают о нем другие, а то что он думает о себе сам. А я думаю... – нет, я уверен! – что я – Дон Жуан! (Принимает театральную позу.)

                             Я молод, я красив, любвеобилен,

                             И стоит только мне накинуть плащ

                             И шляпу на глаза сильней надвинуть,

                             Как чувствую, что становлюсь... собой.

                             Я Дон Жуан – и самой высшей пробы...

(Оступается.)

А, черт!.. Положительно в этой гостинице невозможно быть самим собой! О, донна Анна!.. Где твой кинжал? Вот грудь моя!.. (Оступается.) Черт!.. (Снова принимает театральную позу перед зеркалом.)

                                                                   Эй, Командор,

                             прошу тебя прийти и стать на страже

                             свиданья моего...

За сценой раздаются громовые шаги, затем громкий стук в дверь.

Кто здесь?

  Статуя (Голос из–за двери). Я тот, кого ты звал...

  Франц (открывает дверь и отшатывается).        Как! Это вы?

Входит Статуя.

  Статуя.           А! Ты узнал, коварный нечестивец!

                          Ты думал, что, сбежав от правосудья,

                          сбежишь и от судьбы, и от меня?

  Франц.           Я ничего не думал.

  Статуя.           Напрасно ты не думал ничего.

(Грозно топает ногой.)

  Франц.           Напрасно вы так топаете громко.

                          Здесь пол совсем гнилой.

                          Неровен час, провалитесь!

  Статуя.           Я? Провалюсь? Наглец! Дай руку мне!

                                 (Топает чрезвычайно грозно).

  Франц.           Не топайте, прошу вас, Командор.

  Статуя.           А! Испугался, подлый соблазнитель.

                          Ты весь дрожишь... Дай руку, Дон Жуан!

  Франц.           Не дам.

  Статуя.                    Не дашь?

  Франц.                                    Не дам.

  Статуя.                                            Нет, дашь! (Топает.)

  Франц.                                                            Любезный,

                             не топайте, как слон, здесь пол гнилой.

                             Похоже, вы и впрямь сошли с ума!

  Статуя.             Я не с ума сошел, а с пьедестала,     

                             чтобы тебя, злодея, поразить!

                             Мементо мори, трус! Шерше ля фам!

(Топает и проваливается по пояс).

                             Дай руку мне!

Франц пытаясь удержать Статую, подает ей руку.

  Франц.                                          О, как тяжело

                             пожатье этой каменной десницы!..

  Раздается хруст, Статуя окончательно проваливается, и в руке Франца остается только рука Статуи.

                             Эй, Командор!.. Он провалился!.. Значит...

                             Так, значит, я и вправду Дон Жуан?!.

                             Сегодня здесь, на поединке честном,

                             Я снова Командора победил.

                             И победил себя, о мой учитель!

                             Отныне я коварный соблазнитель,

                             Гроза сердец, проклятие мужей!..

                             Ты слышишь, донна Анна?!. Донна Анна! 

                             Я с прошлым расстаюсь... Оно – обман.

Снимает сюртук клерка и бросает его в провал вслед Статуе.

                             Прощай, бедняга Франц! Я – Дон Жуан!