АКТ ПЕРВЫЙ

 

                                    СЦЕНА 1

 

                                    Секретный архив.

 

БЕРИЯ (один). Еще один последний протокол –

                        и кончено. Мой многолетний, тяжкий

                        и кропотливый труд. Мой скорбный труд!

                        Теперь я знаю все. И даже больше.

                        Юнец–семинарист, агент охранки,

                        революционер на побегушках –

                        все в черной папке. Факты, факты, факты...

                        Но знание, хоть и большая сила, –

                        еще не власть. И далеко не власть!

                        На свете много тех, кто много знает.

                        Но все молчат как рыбы. Все молчат.

                        Пытаешь одного, а он не помнит.

                        Возьмешь другого – и другой не помнит.

                        Не помнит третий, пятый и десятый.

                        Никто не хочет помнить ничего –

                        такие безответственные люди!

                        Пока их всех заставишь вспоминать,

                        сам позабудешь все на свете!..

 

                                   (Перебирает бумаги.)

 

                                                                                  Вряд ли

                        оценит кто–нибудь мои труды –

                        подпольные, опасные для жизни!

                        Любую мелочь и любой пустяк

                        пришлось мне с кровью отрывать от сердца –

                        а есть еще гранитные сердца!..

                        О ком другом – туда–сюда – расскажут,

                        а о Самом – ни звука. Ни за что!..

                       

                        “Зачем не говоришь, когда прошу?

                        Скажи свои слова, слова, слова –

                        и у меня не каменное сердце”.

                       

                        Молчат. Не говорят. А у меня

                        действительно больное сердце. Вредно

                        мне волноваться. При себе всегда

                        ношу лекарство.

 

                                   (Достает пузырек.)

 

                                                        Думают, что яд.

                        Что лично отправляю в мир иной.

                        Как говорится, из любви к искусству?

                        А я болею!.. И, больному, мне

                        приходится преследовать врачей!

                        Зачем? А потому, что, мол, так надо!

                        А почему?.. Не говорит. Молчит.

                        Я – жертва произвола!.. Сердце ноет...

                       

                                   (Наливает из пузырька, пьет.)

 

                        А все–таки приятно сознавать,

                        что завершен мой труд неблагодарный..

                        Не зря я подрывал свое здоровье,

                        не зря корпел я годы – дни и ночи

                        выискивал, раскапывал, копил

                        подробности, детали, письма, факты...

                        Но факты умирают. Факты тленны.

                        Зато нетленны акты. Вот они.

                        Как трепетно шуршат материалы

                        в заветной папке!.. Вот они, печати!

                        Вот подписи!.. Великий документ,

                        что без тебя бы делал я, ничтожный!..

                        Пока бумага есть – в стране порядок.

                        Бумажный голод – это кризис власти.

 

                                   (Перебирает бумаги.)

 

                        Шуршите, драгоценные, шуршите!

                        Вот музыка, вот звуки высших сфер –

                        шуршание бумаги канцелярской!

                        Оружия любимейшего род –

                        не армия, не яд средневековый –

                        печать и подпись. Подпись и печать.

                        Ключи от сейфа – вот ключи от власти.

                       

                        (Гремит ключами, отпирает сейф.)

 

                        Не помню где, но где–то я читал,

                        что рукописи не горят. Писаки

                        столь же наивны, сколь высокомерны.

                        Горят произведения искусства.

                        Красивые слова легко горят.

                        Яд и противоядие всегда

                        сопутствуют друг другу неизменно:

                        все знают, что талант есть божий дар,

                        но все при этом как–то забывают,

                        что и огонь похищен был с небес!

                       

                          (Достает из сейфа рукопись.)

 

                        Вот рукопись. Смотрите, как горит!

 

                                               (Поджигает.)

 

                        Как хорошо горит! Как пожирает

                        ее огонь!.. На эту горстку пепла

                        лишь дунь – и все, и рукописи нет!

                        И по ветру летят слова на ветер!..

 

                                   (Сдувает пепел, любуясь.)

 

                        Нет на бумаге должностной печати?

                        И номер инвентарный не проставлен?

                        Тогда – горит. А не горит – досье!..

 

                       

                                    СЦЕНА 2

 

                                    Кремлевские палаты.

 

СТАЛИН (один). Все говорят: нет правды на земле.

                        Но правды нет и выше... Здесь, в Кремле,

                        затворником я прожил годы... Годы!..

                        Зачем я сам лишил себя свободы?

                        Ради чего?.. Достиг я высшей власти.

                        И что с того?.. Здоровья нет, о счастье

                        забыл и думать... Близкие?.. Друзья?..

                        Один как перст я... Никому нельзя

                        ни доверять, ни верить...

 

                        (Наливает коньяк, отдергивает штору

                        и подходит к сфинксу с лицом Ивана Грозного.)

 

                                                                       Будь здоров!

                        Взаимно, Сосо!.. В лучшем из миров

                        мне не с кем утолить духовной жажды.

                        Да и коньяк умеет пить не каждый!

                        И денег нет – кончается валюта...

 

                                   (Оглядывается.)

 

                        Кто там за дверью?.. Это ты, Малюта?..

                        Лаврентий, ты?.. Какой–то странный шорох...

 

                                   (Прислушивается.)

 

                        Обрыдло все мне в этих царских норах!..

                        Кто там шуршит?! Почудилось?.. Как знать?..

БЕРИЯ.          И я хотел бы не пытать – писать!

                        Кто виноват, что нет во мне таланта?

                        Родная мама? Папа?.. Я хочу

                        гонимым быть, страдающим за правду –  

                        кто–кто, а я–то знаю лучше всех

                        всю правду, все стекается ко мне:

                        подробности, детали, письма, факты –  

                        и не могу! –  Бездарен! –  Почему?!

                        Несправедливость явная, и пусть

                        она не социального порядка – 

                        тем горше!.. Ваша кровь – всего лишь плата

                        за ваш талант. Платите, подлецы!

                        Платите за рожденье под звездой

                        счастливейшей!.. Я помню, в детстве мать

                        кричала на меня: “Убью, собака!”

                        За что? Тогда не знал. Теперь я знаю.

                        За то, что я родился, что за мной

                        ходить ей надо, убирать, готовить,

                        что жизнь ее уходит на мою,

                        уходит, а в мою не переходит.

                        Мы не равны по жизни изначально!

                        Вы равенства хотите? Я не против.

                        Пытай меня, но дай мне свой талант.

                        Не можешь, фраер? А не можешь – глохни!

                        Пиши себе в щели свою нетленку.

                        Пиши, пиши. Пиши, покуда жив!..

СТАЛИН.       Старею... Как дрожит в руке стакан!..

                        А вдруг и мой гранитный истукан

                        единственным кому–то станет другом

                        лет через триста?.. Чьим душевным мукам

                        внимать он будет за полночь, как ты

                        внимаешь мне сейчас из темноты,

                        и я, диктатор пролетариата,

                        люблю тебя – вот именно! – как брата!..

                        Взаимно, Сосо!.. Будь здоров, Иван!..

                        С утра до ночи – кляузы, обман,

                        интриги, козни, происки, наветы,

                        а анонимки – даже в День Победы!

                        Ни одного иуды без доноса!

                        Как брату говорю... Взаимно, Сосо!..

                        Кто там шуршит?! Иван, прошу, ответь:

                        откуда этот страх?.. Близка ли смерть?..

БЕРИЯ.          ...А ведь и я когда–нибудь умру.

                        Умру, и все. Да и своей ли смертью?

                        А вдруг?.. А вдруг?.. Нет!.. Нет!.. Нельзя

                        так волноваться – я иду на дело,

                        все страхи прочь!.. Легко произнести...

 

                                   (Наливает из пузырька, пьет.)

 

                        Паскудно, гнусно, мерзко – вдруг потом,

                        лет через двадцать или через тридцать,

                        какой–нибудь подонок одаренный,

                        талантливый, но черный человек

                        все раскопает, что в моей душе

                        скопилось, и поймет все изнутри,

                        узнает про мое больное сердце

                        и страх перед физической кончиной –  

                        насильственной – и вытащит его

                        на посрамленье и на поруганье –  

                        животный, грязный, непристойный страх!..

                        А кто я для него?  – Кровавый гнус!

                        А он – художник, он стихами пишет!

                        А я  –  палач! Вот руки  –  все в крови!..

                        А ведь, возможно, он уже родился,

                        и грудь сосет, и ножками сучит,

                        а кто он, где – все тайна, тайна, тайна...

 

                                    (Роняет ключи.)

 

СТАЛИН.       Кто здесь?! Ни с места!.. Руки прочь!.. Иван!..

 

                                   (Прячется за сфинксом.)

 

БЕРИЯ (Подбирает ключи). В глазах темнеет, как себе представлю,

                        что он сидит в какой–нибудь щели,

                        патлатый и небритый, –  пишет, пишет!..

                        И про себя с акцентом произносит

                        мои слова...

 

                                    (Передразнивает.)

 

                                               “Не говорят. Молчат”.

 

                        А сам, не зная толком ничего

                        и доступа к архивам не имея,

                        выдумывать начнет, собачий сын!..

                        Высасывать из пальца!.. Сочинять!..

                        Но истину не высосать из пальца!..

 

                        “Молчат. Не говорят.” -  Зачем акцент?

                        Ты в душу загляни, не в сейф, а в душу?

                        Там кровь и пепел!.. Фраер ты! Палач!

                        Как я. Как он. Зачем следишь за мной?

                        Зачем пытаешь словом? Лучше током.

                        Я человек. Такой же, как и ты.

                        Вот руки, ноги. Видишь, сердце ноет...

 

                             (Наливает из пузырька, пьет.)

 

                        Иди сюда. Я все тебе скажу.

                        Как на допросе. И по доброй воле.

                        И только ради правды на земле.

                        Вот папка. В этой папке – смерть. Его.

                        Но и моя. Но и твоя, быть может!..

 

                                (Запирает папку в сейф.)

 

                        Раз ты потомок, думаешь, что ты

                        мне не подвластен?.. Детка!.. Бичико!..

 

                                      (Хохочет.)

 

                        Спи, моя радость!.. Баюшки–баю!..

 

            (Как бы укачивая, гремит ключами, как погремушкой.)

 

СТАЛИН (Из–за сфинкса). Кто здесь?!

БЕРИЯ.                                                 Кто здесь?!

СТАЛИН.                                                                Кто здесь?!

БЕРИЯ.                                                                                     Кто здесь?!

СТАЛИН.                                                                                                 Иван!..

БЕРИЯ.          Так жить нельзя!.. Он верности не ценит.

                        Ягода отслужил – на живодерню!

                        Ежов не нужен больше – расстрелять!..

                        Но я не мавр, который сделал дело...

СТАЛИН.       Кто здесь?!

БЕРИЯ.                                Кто здесь?!

СТАЛИН.                                                  Почудилось опять?..

БЕРИЯ.          Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать!..

СТАЛИН.       Есть у меня одна идея–фикс.

                        Поэт заметил, что Россия – Сфинкс.

                        Я знаю: как умру, по всей стране

                        они снесут все памятники мне.

                        Но я останусь – не Вождем–Отцом,

                        а Сфинксом с несгибаемым лицом!

                        История России не нужна.

                        В преданьях силу черпает она.

                        И я останусь тайной этих лет,

                        преданием, в котором правды нет.

                        Но правда не волнует никого.

                        Кто помнит имя сына твоего,

                        убитого тобой? А жен твоих?

                        Вот именно!  – Никто не помнит их!..

 

                                   (Бьют часы.)

 

БЕРИЯ.          Однако время действовать. Сегодня

                        я разыграю маленькую драму

                        из жизни замечательных людей.

                        По всем статьям новаторскую драму,

                        хотя в ее основе и лежит

                        классическая сцена “мышеловки”.

                        Приду к нему с веселым кинофильмом

                        и под покровом нежной темноты

                        подброшу анонимку. На себя.

                        О том, что на него досье имею.

                        Что в заговоре все до одного!..

                        Он вызовет к себе того, другого,

                        а те струхнут и, бледные как смерть,

                        Хозяину, конечно, будут клясться,

                        что ничего не ведают, не знают!..

                        Их детский лепет убедит его,

                        что в анонимке истинная правда.

                        И он тогда их станет вербовать,

                        чтобы со мной разделаться.

                        Но завтра я одного из них с утра возьму,

                        и это будет знаком для других,

                        что, как всегда, со мной товарищ Сталин.

                        Что тут начнется!.. Никакой Шекспир

                        в кошмарном сне такого не увидит!..

                       

                                   (Хохочет.)

 

                        Тогда он мне прикажет всех убрать.

                        Я уберу. И вот, когда нас двое

                        останется, в игру вступает папка.

                        Страшна не правда –  страшен призрак правды!

                        И он возникнет, и в саду Тайницком –

                        видением ему являться будет,

                        как черный человек!.. Он как–то раз

                        приснился мне в бетонном саркофаге,

                        а я стою над ним, стою – и вдруг

                        глаза его открылись. На меня

                        он посмотрел и произнес: “Лаврентий!

                        Власть над собой – источник самовластья!”–

                        Я вскрикнул и проснулся. Но с тех пор

                        преследует меня его загробный

                        не взгляд, а голос. И когда теперь

                        его, живого, наяву я вижу,

                        я цепенею  – вдруг и наяву

                        он скажет то же самое...

СТАЛИН.                                                  Иван!

                        Власть над собой – источник самовластья!

БЕРИЯ.          Вот этой власти я его лишу.

                        А остальной затем и сам лишится.

                        И ждать недолго – скоро все решится!..

СТАЛИН.       Кто там шуршит?! Все действует на нервы...

 

                                    (Задергивает штору.)

 

                        Я – Светоч, Вождь, Хозяин, Номер Первый!..

                        Пронумерован, как последний зек!..

                        А все Лаврентий, черный человек!..

 

СЦЕНА 3

 

БЕРИЯ.          Я здесь, товарищ Сталин!

СТАЛИН.                                                      Ты шуршал?

БЕРИЯ.          Зачем шуршать? Я слышу: вождь зовет.

СТАЛИН.       Подслушивал?! Кацо, да как ты смеешь

                        подслушивать мой внутренний надрыв!

БЕРИЯ.          Я ничего не слышал, ничего!

СТАЛИН.       Так и запишем: органы не слышат!

БЕРИЯ.          Мне просто показалось...

СТАЛИН.                                                    Показалось?..

                        Все девочки кровавые в глазах?

                        Когда–нибудь дадут одну минуту

                        побыть в своем уме!.. Как на духу –  

                        зачем шуршал за дверью?

БЕРИЯ.                                                         Мне хотелось

                        вождя нежданной шуткой угостить...

СТАЛИН.       Ты Член Политбюро или шутник?

                        Теряем время. Будешь сознаваться?

БЕРИЯ.          Товарищ Сталин!..

СТАЛИН.                                          Нет?!

БЕРИЯ.                                                         Я... сознаюсь...

СТАЛИН.       Шуршал?

БЕРИЯ.                             Шуршал...

СТАЛИН.                                             Мотив?

БЕРИЯ.                                                                 Сердечный приступ.

СТАЛИН.       Ты что, сердечник? Шутишь или врешь?

БЕРИЯ.          Но это правда.

СТАЛИН.                                  Правда?.. Предположим.

                        Но для чего в здоровом государстве

                        в руководящем органе больной?

БЕРИЯ.          Я не больной!

СТАЛИН.                                 А если ты не болен,

                        зачем вождю сказал, что заболел?

                        Быть может, ты бесчестный человек?

                        Я спрашиваю.

БЕРИЯ.                                     Нет, товарищ Сталин.

СТАЛИН.       Не убежден... Что говорят врачи?

БЕРИЯ.          Товарищ Сталин...

СТАЛИН.                                         Как, уже?! Всех сразу?!

                        Всех сразу ликвидировал?!

БЕРИЯ.                                                         Почти...

СТАЛИН.       Оставил на развод, перестраховщик!

                        Не слушаешь вождя – вот и болеешь!

                        Ты думаешь, они тебя спасут

                        от смерти?.. Посмотрел бы на себя:

                        весь почернел, того гляди загнешься!..

 

                                   (Достает маленькое зеркальце.)

 

                        Не на меня, а на себя смотри.

                        Не ровен час, сведут тебя в могилу,

                        осуществляя классовую месть

                        под видом излеченья от недуга.

                        Пропишут, например, от сердца капли.

                        А ты их выпьешь... Что так побледнел?

БЕРИЯ.          Что?..

СТАЛИН.                  На себя смотри. Что видишь?

                        Гроб видишь?

БЕРИЯ.                                    Вижу...

СТАЛИН.                                               Видишь, кто в гробу?

                        Врач – это власть. Над жизнью и над смертью.

                        Ты понимаешь, что такое власгь?

                        И я не понимаю в медицине.

 

                                   (Протягивает зеркальце.)

 

                        А это можешь взять себе на память.

                        Смотри в него и помни обо мне.

                        Так что там у тебя? Не анонимка?

БЕРИЯ.          Одно произведение искусства.

СТАЛИН.       И что произвели враги народа?

БЕРИЯ.          Союзники...

СТАЛИН.                              Тем более враги!

                        Союзники!.. Скажи, а ты мне друг?

БЕРИЯ.          Товарищ Сталин!..

СТАЛИН.                                          Друг или... товарищ?

БЕРИЯ.          Я... друг!

СТАЛИН.                         А не товарищ...

БЕРИЯ.                                                         Я... товарищ!..

СТАЛИН.       Вот видишь, ты не знаешь, кто ты есть!

                        Я знаю, я.

БЕРИЯ.                             Я... друг!.. Но и товарищ!..

СТАЛИН.       Оправдываться будешь после смерти.

                        Перед судом истории... мой друг!..

                        Гони искусство! Что–нибудь смешное,

                        развеяться хочу...

БЕРИЯ.                                          Товарищ Сталин,

                        вы отроду смешнее ничего

                        не видывали...

СТАЛИН.                                   Не шурши, Лаврентий.

                        Ты не устал от жизни? Нет?.. А я,

                        устал я что–то... Иногда во сне

                        увижу маму – плачу... (Плачет.)

БЕРИЯ.                                                                     Понимаю...

                        Я тоже - плачу... (Плачет.)

СТАЛИН.                                                        Хочешь коньячку?

 

                                               (Пауза.)

 

                        Боишься, да?.. II правильно боишься.

 

                                   (Наливает, пьет.)

 

                        Вчера подох любимый попугай.

                        Такой зеленый, маленький... Несчастный!.

                        Как ты да я... Сацхали!.. Как–то раз

                        он говорит мне: “Сосо, берегись!” –  

                        и смотрит на меня из этой клетки

                        так пристально, так жалобно... Подох!..

                        Наверно, отравили, как считаешь?

                        В глаза смотри мне!.. Он не так смотрел.

                        Один несу я бремя государства.

                        Один как перст. Наверно, перст судьбы...

БЕРИЯ.          Вам нужно отдохнуть, товарищ Сталин.

                        Развеяться...

СТАЛИН.                              Мне нужно отдохнуть...

                        В могиле? Ты на это намекаешь?

                        В глаза смотри! Смотри, как он смотрел!

                        Вот так!.. Не так!.. Вот так!.. Не так!.. Вот так он

                        смотрел!.. А ты не можешь так смотреть...

БЕРИЯ.          Я научусь! Вот так?..

СТАЛИН.                                             Не так. Вот так он

                        смотрел...

БЕРИЯ.                             Вот так?..

СТАЛИН.                                             Как быстро научился!

                        Способный, слушай! Просто молодец!

                        Теперь давай, крути кино!

БЕРИЯ.                                                         Эй там!

                        Из Чаплина нам что–нибудь!

 

                        (Кадры из фильма “Великий диктатор”.

                        Чаплин – Гитлер с огромным глобусом.)

 

СТАЛИН.                                                             Спасибо.

                        А интересно, что тебе смешно?

                        Ты знаешь, что такое власть таланта?

                        Не знаешь! Попугай – и то не знал!

                        Хотя предупреждал меня... Сацхали!..

                        Над чем смеешься? Может быть, над тем,

                        что двадцать миллионов наших жизней –  

                        цена Победы?! А тебе смешно!

                        Конечно! Ты же маршал! Полководец!

                        Не то что попугай! Не то что я!..

БЕРИЯ.          Товарищ Сталин!..

СТАЛИН.                                          Что товарищ Чаплин?

                        Что, друг Лаврентий?.. Нет, мне не смешно.

                        Мне не смешно, когда маляр негодный

                        бесстыдно обнимает шар земной!

                        Мне не смешно, когда фигляр презренный

                        пародией бесчестит наше дело

                        в лице его смертельного врага!

                        Ты с этим шел ко мне?

БЕРИЯ.                                                    Но я хотел...

СТАЛИН.       Я знаю, что ты хочешь стать Генсеком.

                        Но ты не станешь им, кацо. Шуршишь!..

БЕРИЯ.          Товарищ Сталин!.. Я... я... никогда!..

                        Вредители!.. Предатели!..

СТАЛИН.                                                    Измена?!

                        Кто именно? Бумага на столе.

                        Не знаешь?! То есть как это не знаешь?!

                        Лаврентий, а вот это мне смешно!

                        Спасибо, ты печаль мою развеял!..

                        Кого подозреваешь? Говори.

БЕРИЯ.          Евреи, батоно!

СТАЛИН.                                   И в это время

                        ты заболеть решил, как симулянт?

                        Ты не товарищ! Ты не друг!..

БЕРИЯ.                                                               Я сам,

                        я лично разберусь, кто сеет слухи,

                        кто подрывает искренний союз,

                        связующий меня с Вождем Народов!

СТАЛИН.       Вот это очень мудро, бичико!

                        Однажды взять и лично разобраться.

                        Во всем. И мой совет: начни с себя.

БЕРИЯ.          С себя?..

СТАЛИН.                         С себя. А вдруг, в порядке бреда,

                        вдруг ты и правда хочешь стать Генсеком?

БЕРИЯ.          Я не хочу!..

СТАЛИН.                           Не хочешь – и не надо!

                        Но мне не нужен Член Политбюро,

                        который не мечтает стать Генсеком.

                        Какой оргвывод можешь предложить?

БЕРИЯ.          Из–под земли достану подлеца,

                        который распускает эти слухи!

СТАЛИН.       Охотно верю. И спроси его,

                        с какой это такой научной целью

                        он собирает на меня досье?

БЕРИЯ.          Спрошу – ответит.

СТАЛИН.                                          Думаю, что нет.

                        А впрочем, действуй. И когда тебе

                        на стол положат дело Джугашвили,

                        дай почитать. Мне тоже интересно,

                        что знают про меня, такое люди,

                        чего я сам не знаю про себя.

БЕРИЯ.          Товарищ Сталин!..

СТАЛИН.                                          Вижу по глазам,

                        есть у тебя в столе такая папка.

БЕРИЯ.          Нет папки никакой!

СТАЛИН.                                          А что же есть?

                        А есть, друг и товарищ, анонимка.

                        Ты только не смотри, как попугай.

                        По горло сыт я!.. Слушай, друг Лаврентий,

                        свой реквием.

 

                                   (Читает.)

 

                                                   “Хочу предупредить,

                        что у него в секретной черной папке

                        собрание различных документов,

                        порочащих...”

БЕРИЯ.                                     Евреи, батоно!..

СТАЛИН.       Не убежден... Я вечером гулял

                        в саду Тайницком. И внезапно вижу:

                        субъект какой–то. В черном. Жуткий тип!

                        Хотел охрану крикнуть – крикнул “мама!

                        А этот в черном подошел ко мне,

                        ни слова не сказал, вручил бумагу

                        и в воздухе растаял в тот же миг,

                        как призрак!.. По секрету от вождя,

                        признайся, сам писал? Твой человек

                        подкинул это? Говори, не трону.

БЕРИЯ.          Писать доносы на себя?! Зачем?

СТАЛИН.       Затем, наверно, чтобы я поверил,

                        что это ложь... Или другой мотив?

                        Теряем время. Будешь сознаваться?

БЕРИЯ.          Я... сознаюсь... Писал!.. Но дело в том...

СТАЛИН.       В чем дело? Я не знал, что ты писатель.

БЕРИЯ.          Товарищ Сталин, он и мне являлся.

СТАЛИН.       Кто?

БЕРИЯ.                      Этот самый... черный человек!

СТАЛИН.       Лаврентий, не шурши – не выношу!

БЕРИЯ.          Представьте!

СТАЛИН.                              Не могу – не представляю!..

БЕРИЯ.          Вчера с работы прихожу домой

                        уставший, как собака, вижу: в кресле

                        сидит. Я говорю: ты кто такой?

                        А он молчит.

СТАЛИН.                               Молчит?

БЕРИЯ.                                                    Молчит. И что–то

                        рисует.

СТАЛИН.                      Что?

БЕРИЯ.                                   Чертей!

СТАЛИН.                                               Каких чертей?!

БЕРИЯ.          С рогами.

СТАЛИН.                          На испуг берешь, Лаврентий?

БЕРИЯ.          Я снова говорю: ты кто такой?

СТАЛИН.       Пытаешь на дому? Не одобряю.

                        Но очень увлекательно. А он?

БЕРИЯ.          Встал с кресла и схватил меня за горло...

СТАЛИН.       Вот так?

БЕРИЯ.                           Не так...

СТАЛИН.                                         Вот так?

БЕРИЯ.                                                             Не так...

СТАЛИН.                                                                         Вот так?

БЕРИЯ (хрипит). Так... ба... то... но...

СТАЛИН.                                                 А дальше? Говори!

                        Он что–нибудь сказал? Теряем время!

                        На, выпей, не трясись, не отравлю!

                        Так что же он сказал тебе?

БЕРИЯ.                                                         Сказал:

                        “Тень Грозного меня усыновила!”

СТАЛИН.       Так и сказал? И все?

БЕРИЯ.                                               Еще сказал:

                        “Вот так и передай ему, собака!”

СТАЛИН.       Тень Грозного?! Мерзавец!..

БЕРИЯ.                                                             Жуткий тип!..

СТАЛИН.       И что же дальше?

БЕРИЯ.                                           Снял с меня пиджак

                        и вынул из него бумагу...

СТАЛИН.                                                    Эту?

БЕРИЯ.          Да... эту...

СТАЛИН.                           Дальше!

БЕРИЯ.                                               Дальше  –  тишина...

СТАЛИН.       Ушел?

БЕРИЯ.                        Растаял в воздухе, как призрак...

СТАЛИН.       Тень Грозного?.. Как призрак?.. И охрана,

                        конечно, не видала ничего?

БЕРИЯ.          Я лично расстрелял их, дармоедов!

СТАЛИН.       Ты настоящий друг! Твое здоровье!

                        Все это повторишь перед судом.

                        Ты что так побледнел?.. Не перед Страшным

                        перед народным. Во главе с тобой.

                        Ты будешь сам себя судить. Я знаю,

                        ты сам свой высший суд. Ты не боишься

                        себя?

БЕРИЯ.                      Мне... плохо...

СТАЛИН.                                               Плохо?  – Хорошо!

                        Ты что?.. Лаврентий!.. Обморок?.. Припадок?..

 

                                   (Берия падает.)

 

                        Уйти из жизни хочешь без приказа?

                        Не выйдет, нет!.. Я жизнь в тебя вдохну!..

 

                        (Делает искусственное дыхание.)

 

                        Сядь, дорогой... Ты так себя боишься?

                        Сиди спокойно.

БЕРИЯ.                                        Вроде отпустило...

СТАЛИН.       Так быстро? Настоящий симулянт!

                        Зачем вождю рассказываешь сказки?

                        Я пошутил, чтобы тебя проверить,

                        а ты и рад стараться!..

                        Расселся, понимаешь, в этом кресле!

                        При мне! А я стою. Как на духу –  

                        всю правду. Что за черный человек?

БЕРИЯ.          Вот это я заметил на столе,

                        когда он испарился.

СТАЛИН.                                          Анонимка?

БЕРИЯ.          Нет, подпись есть.

СТАЛИН.                                        И что это такое?

БЕРИЯ.          Мне трудно обозначить этот жанр.

                        Но речь о нас – о вас и обо мне.

 

                                   (Протягивает рукопись.)

 

СТАЛИН.       Как интересно! “Черный человек”?..

                        Название знакомое. Есенин?

                        Я больше Марковского люблю.

                        Лаврентий, почитай мне это вслух.

БЕРИЯ (Читает). “Все говорят: нет правды на земле”.

СТАЛИН.       Допустим, нет и выше.

БЕРИЯ.                                                    “Здесь, в Кремле,

                        затворником я прожил годы...”

СТАЛИН.                                                              Годы!..

БЕРИЯ.          “Зачем я сам лишил себя свободы?”

СТАЛИН.       Ради чего?..

БЕРИЯ.                                  “Достиг я высшей власти”.

СТАЛИН.       Так я своим горбом достиг!..

БЕРИЯ.                                                               “О счастье

                        забыл и думать...”

СТАЛИН.                                       Как не позабыть,

                        когда все время – быть или не быть!..

                        Однако все, что пишет он, не ново –  

                        списал все из “Бориса Годунова”!

                        Дай рукопись. Где первые страницы?

 

                                   (Нюхает.)

 

                        Горелым пахнет. Признавайся, сжег?..

 

                                   (Читает.)

 

                        “И денег нет: кончается валюта...”

                        Откуда знает?.. “Это ты, Малюта?..”

БЕРИЯ.          Не я, товарищ Сталин!..

СТАЛИН.                                                  Что  –  не ты?

                        Кто сжег недостающие листы?..

                        “Пронумерован, как последний зэк!”

                        Так это ты был черный человек?

                        Не одобряю.

БЕРИЯ.                                  Это был не я.

СТАЛИН.       А кто же? Пушкин? Или черт с рогами?

БЕРИЯ.          Не знаю...

СТАЛИН.                          Подозрительно... Шуршишь!..

                        Не отпирайся!

БЕРИЯ.                                      Батоно, не знаю!

                        Найду – убью!

СТАЛИН.                                   Не надо убивать.

                        Завербовать попробуй. Думать надо,

                        а ты чем занимаешься, палач!

 

                                   (Листает.)

 

                        Талантливая рукопись. Конечно,

                        на Сталинскую премию не тянет,

                        зато на вышку может потянуть.

                        Кто автор? Виктор Коркия? Грузин?!

БЕРИЯ.          Иуда!

СТАЛИН.                  Кто по матери?

БЕРИЯ.                                                   Не знаю!..

СТАЛИН.       Не знаешь – так узнай!.. Что пишет, а!

                        "Власть над собой – источник самовластья."

                        Подслушивал, наверно, как и ты.

                        Ты взял его? Я спрашиваю.

БЕРИЯ.                                                           Нет...

                        Найду – убью.

СТАЛИН.                                  Не надо убивать.

БЕРИЯ.          Завербовать?

СТАЛИН.                                И вербовать не надо.

                        Я просто с ним хочу поговорить.

                        О жизни и... о смерти... Я старею...

                        Я одинок, мне нужен верный друг.

                        Не то что ты!.. Товарищ!..

БЕРИЯ.                                                          Батоно,

                        вы верите проклятой анонимке,

                        а мне уже не верите...

СТАЛИН.                                              Лаврентий,

                        мне мама говорила: верь себе!

                        И больше – никому! И я ей верил.

                        Во сне увижу – плачу... Дэдико!..

БЕРИЯ.          Я тоже –  плачу...

СТАЛИН.                                       Глохни, симулянт!

                        Я плачу настоящими слезами...

                        Убил бы с удовольствием тебя,

                        да черный человек не разрешает!..

                        Ну что ты здесь рыдаешь, крокодил?

                        Так жалко расставаться с черной папкой?

                        Предупреждаю: папка или жизнь!

                        Твое здоровье!..

БЕРИЯ.                                         Батоно, постойте!..

                        Мне... плохо...

СТАЛИН.                                   Плохо?  – Очень хорошо!

БЕРИЯ.          Товарищ Сталин!..

СТАЛИН.                                          Врешь!..

БЕРИЯ.                                                               Товарищ Сталин!..

                        Мне показалось... Черный человек...

                        Незримо здесь присутствует... Негласно

                        следит за нами...

СТАЛИН.                                      Черный человек?!

БЕРИЯ.          За этой шторой...

СТАЛИН.                                      Руки вверх!.. Ни с места!..

                        Отдерни штору. Я тебе сказал!

БЕРИЯ.          Мне... плохо...

СТАЛИН.                                   Симулянт! До трех считаю.

                        Раз!..

БЕРИЯ.                      Не стреляйте!..

СТАЛИН.                                              Два!..

БЕРИЯ.                                                              Товарищ Сталин!..

                        Ключи мои... ключи...

СТАЛИН.                                               Три!..

 

                                   (Стреляет в штору. Берия падает.)

 

СТАЛИН.                                                            Где ключи?.. (Находит.)

                        Ключи от сейфа... Уж не от того ли,

                        в котором он хранит мое досье?..

                        Где этот сейф?.. Как думаешь, Иван?..

 

                        (Отдергивает штору. Лицо Грозного расколото.)

 

                        Иван, я не хотел, так получилось,

                        как брату говорю, я не хотел!..

 

                                   (Подбирает осколки.)

 

                        Как их теперь сложить?..

                        Как склеить историческую личность

                        из гипсовых осколков?.. Это ухо

                        все слышало, все видел этот глаз,

                        а этот нос вынюхивал измену.

                        Ночами эти вещие уста

                        подсказывали мне, что делать... Пуля

                        пробила их и умерла во мне.

                        Ты слышишь, ухо? Видишь, глаз? Иван!

                        Она во мне засела, пуля–дура!

                        Вот здесь, где сердце. Нет, не справа – слева.

                        Вот здесь... Прощай, Великий Государь!

 

            (Поворачивает сфинкса. На зрителя смотрит лицо Сталина.)

 

                        А ты что скажешь, Сосо Джугашвили?

                        Я мог бы так же выстрелить в тебя,

                        попасть сюда... сюда... сюда, где сердце...

                        Сюда  –  и вместо ордена Победы

                        зияла бы дыра... Внутри себя

                        я мог бы ковырять своим же пальцем,

                        как в детстве ногтем из–под ногтя грязь

                        любил я выковыривать, читая

                        евангельские сказки о Христе,

                        и плакал, ощущая царство божье

                        внутри себя... Ошибся Иисус!

                        Внутри не царство божье, а Голгофа!

                        Жизнь – это Страшный Суд!.. Дыра!.. Дыра!..

                        К ней иногда подходит ключ от сейфа,

                        но тайна опечатала уста,

                        и все попытки отомкнуть их тщетны!..

                        Смотрите – вот они, осколки власти,

                        труха величия и экскременты славы!..

                        Вы, вдохновители великих дел,

                        вы, преобразователи природы,

                        вы, гении пера и топора,

                        вершители истории, ублюдки!

                        Вы – только испражнения! Компост!

                        Вы  –  только удобрения для тех,

                        кто вслед за вами удобряет вечность!..

 

                                   (Топчет в бешенстве.)

 

                        Перед Дырой вы все равны! Дыра!..

                        Вот та канализация, в которой

                        все навсегда исчезнут без следа –  

                        и ты, и ты, и ты! –  а я останусь!..

                        На похоронах Ленина впервые

                        я это ощутил, я понял вдруг,

                        что Вечный Труп лежит не в Мавзолее,

                        а в сердце государства. Здесь лежит.

                        Вот здесь, где сердце... Нет, не справа – слева.

                        Где умер Бог для всех, там каждый может

                        стать богом. Каждый! Ты, и ты, и ты!

                        Вот что ужасно! Каждый, кто сумеет!

                        Бог! Только Бог собою затыкает,

                        как Александр Матросов, ту дыру,

                        в которой исчезает все навеки!

                        Я посыпаю голову свою

                        державным прахом Грозного затем,

                        что я его помазанник отныне!..

                        Не шапка Мономаха, а Дыра!..

                        Дыра – и вот вам богочеловек!

                        Дыра – и вот вам человекобог!

                        Дыра – и вот вам человек и бог

                        в одном лице. В моем лице! –  Антракт!