Александр Лаврин

Виктор Коркия

ВЕЛИКИЙ ЛЮБОВНИК,

или

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ КАЗАНОВЫ

Трагикомедия в 2 актах

АКТ ВТОРОЙ

СЦЕНА 10

Зала магистрата. Граф и Бургомистр.

Граф. Дорогой бургомистр! Меня беспокоит, что нет известий из гостиницы.

Бургомистр. О, не волнуйтесь. С тех пор, как я стал бургомистром, ни один из моих прожектов еще не провалился...

Вбегают Добберман и Бобберман.

Добберман. Провалился!

Бобберман. Провалился!

Добберман и Бобберман (хором). В тар–та–ра–ры!!!

Бургомистр. Да не кричите вы так! Что случилось? Кто провалился?

Чиновники (хором) Статуя!

Граф. Как – Статуя? Я в театре спектакль смотрел – там провалился Дон Жуан.

Бургомистр. Ну, так это в театре. А в жизни всегда проваливается тот, кто тяжелее. Надо что–то делать!

Граф. Черт побери! (Бьет себя по лбу). Как я мог забыть! У меня в библиотекарях служит господин Казанова. Вот кто спасет нас! Когда–то он был великим сердцеедом – не пропустил ни одной юбки в Европе. Он побывал даже в России – и, говорят, чуть не покорил сердце императрицы Екатерины.

Бургомистр. Чуть – не считается.

Граф. Ну, может, и покорил – история умалчивает.

Бургомистр. История всегда умалчивает. А что говорит сам Казанова?

Граф. Он отделывается туманными намеками, которые совершенно ясны! Кстати, когда Моцарт писал своего "Дон Жуана", он советовался именно с Казановой!

Бургомистр. Но если ваш сердцеед так хорош, почему он не с нами? (Добберману и Бобберману). Сейчас же поезжайте в замок графа и привезите сюда господина Казанову.

Чиновники убегают.

Вы уверены, что ваш отставной ловелас, волокита на пенсии не растерял своих знаний?

Граф. Совершенно уверен. Он пишет мемуары, а это верный признак того, что память сильнее всех его членов.

Бургомистр. Проклятье! Все смотрят на мою должность как на тепленькое, доходное местечко... А чем я плачу за это, всем плевать. Господи! Да знаете ли вы, что значит держать вот здесь (сжимает кулак) целый город?! Потому что город – это не только всякие там праздничные шествия и фейерверки, это водоснабжение – раз, отопление – два, канализация – три... А знаете, что такое канализация? Канализация – это цивилизация!

Граф. Неужели? Скажите, пожалуйста, какая глубокая мысль! Да еще и в рифму.

Бургомистр. А эти фанфароны в газетах только и знают, что критиковать. Нет, ты сначала дай свет, подведи тепло, обеспечь слив, – вот тогда и критикуй. Представляю, какой вой поднимется, когда эти писаки разнюхают, что в город приехал Дон Жуан. Опять, скажут, бургомистр виноват. Не предусмотрел. Не обеспечил. Не предостерег.

Граф. Ну–ну, дорогой бургомистр, по–моему, вы преувеличиваете. Все не так уж плохо.

Бургомистр. Вы правы. Все гораздо хуже. Но я не сдамся. Я этого Дон Жуана в бараний рог скручу! Много я их видел, молодых да ранних. А где они сейчас? Вот именно, на дне! А я как был во главе, так и есть. Короли приходят и уходят, а канализация, то есть я хотел сказать, цивилизация остается.

СЦЕНА 11

Холл перед номером Дон Жуана в гостинице. Городские жены толкаются в очереди.

33–я жена. Этот Дон Жуан в постели такой... такой... такой... (Задыхается от волнения.) И, говорят, при этом он делает вот так... (Показывает).

45–я жена. Не может быть!

97–я жена. Неужели именно так? (Показывает).

33–я жена. Точно вам говорю! Мне писала об этом из Парижа подруга, которой рассказывала об этом одна особа, встречавшаяся с дамой, само лично видела через замочную скважину, когда он делал вот так... (Показывает).

Появляется Еще одна жена.

Еще одна жена. Скажите, какой номер пошел к господину Дон Жуану?

97–я жена. А у вас какой?

Еще одна жена. У меня двести тринадцатый. Я записывалась с вечера.

33–я жена. Запись недействительна. Здесь живая очередь.

Еще одна жена. Что значит: живая? А я что, мертвая, что ли?

97–я жена (истерично). Я никого не пропущу без очереди!

Из комнаты выбегает Очередная жена в полном экстазе.

Очередная жена (в экстазе.) О! О! О!!! Он делает вот так (Показывает).

Появляется Дама с ребенком на руках.

Дама с ребенком. Пропустите! Я с ребенком! Пропустите!

97–я жена. Я сама еще ребенок! Только через мой труп! (Ложится на пол.)

Появляется бледный мужчина.

Мужчина. Сударыни, кто крайний к господину Дон Жуану?

45–я жена. (с достоинством). Он не принимает мужчин.

Мужчина. Я не мужчина.

Дамы (хором, в ужасе). Ах!

Мужчина. То есть я мужчина...

Дамы (хором, в ужасе). Ах!

Мужчина. ...но я пришел не как мужчина...

45–я жена. (в ужасе). А как кто?

Мужчина. Я пришел вместо своей жены...

45–я жена. И вы осмеливаетесь говорить нам об этом?

Мужчина. Да я не то, я совсем другое! Просто жена сейчас наряды примеряет, а меня послала занять очередь.

97–я жена. Тогда за мной будете.

Из номера выходит Дон Жуан, на ходу застегивая одежду. Он растрепан, бледен и шатается. Дамы бросаются к нему и облепляют его, как мухи. Дон Жуан пытается вырваться.

Дон Жуан. Господа... то есть, дамы. Должен извиниться, но я вас покидаю. Нет, нет, и не просите. На сегодня прием окончен!

В зрительном зале в одном из кресел вскакивает с места Нервная Дама. Сидящий рядом мужина (очевидно, муж) пытается ее удержать.

Нервная Дама (громко, своему спутнику). Не держите меня, деспот! (Вырвавшись, бежит на сцену, к Дон Жуану). Дорогой Дон Жуан! (Падает на колени). Умоляю! Муж получил новое назначение, завтра мы уезжаем отсюда навсегда. Умоляю! Две минуты! Нет, одна минута! Мне хватит и минуты! (Пытается поцеловать ноги Дон Жуана).

Дон Жуан. Сударыня! Встаньте, прошу вас! (Затравленно оглядывается и шепчет ей). Я не Дон Жуан. (Выпрямившись, громко всем). Я не Дон Жуан.

Еще одна жена. Как?! Не может быть!

Дон Жуан. Я его слуга.

97–я жена. А где же он сам?

Дон Жуан. Он... в номере. И ждет вас всех.

Еще одна жена. Неужели всех?

Дон Жуан. Всех. И сразу!

ДАМЫ бросаются в номер, чуть не сбивая с ног Дон Жуана. Некоторые раздеваются на ходу. Слышны нежные голоса дам, чуть более громкие, чем обычно: “Не толкайся, дура! Сейчас как двину!” “Ай, ногу отдавили!..” И т.д.

(В зал.) Господи, как я завидую евнухам!

СЦЕНА 12

Зала магистрата, где находятся Граф и Бургомистр. Появляются Добберман и Бобберман. Они ведут под руки Казанову, который горбится, отчего кажется маленьким и ничтожным.

Добберман и Бобберман (хором). Господин Джакомо Казанова!

Бургомистр (на ухо графу). Это действительно он? Это и есть сексуальный гигант, наводивший ужас на всю Европу?

Граф. Он! Знаете, сколько ему лет? (Шепчет на ухо.)

Бургомистр. Не может быть!

Граф. Видимо, смерть боится остаться с ним наедине, опасаясь за свое целомудрие. (Казанове). Господин Казанова, с вами хотел поговорить бургомистр нашего города. (Доверительно.) Инкогнито.

Бургомистр и Казанова кланяются друг другу.

Бургомистр. Дорогой господин Казанова! Позвольте мне быть с вами откровенным.

Казанова. А, может, не стоит?

Бургомистр. Нет уж, позвольте мне быть откровенным. Речь идет о чести города. Мы попали в такую ситуацию, когда помочь можете только вы.

Казанова. Господин бургомистр, вас ввели в заблуждение! Я не специалист по восстановлению утраченной чести, скорей наоборот.

Бургомистр. Вот это наоборот нам и нужно.

Казанова. Боюсь, что и здесь не могу быть полезен. Ничего не поделаешь, господа, возраст!

Граф. Вы не поняли, мой дорогой Казанова. На любовном фронте наступающих хватает и без вас. А вот защитников мало.

Бургомистр. Прямо скажем – недостаточно.

Граф. Потому что на нас идет враг, который один стоит целой армии.

Бургомистр. Который готов обесчестить наших дорогих жен, сестер, дочерей и матерей. И хуже всего то, что наши крепости готовы сдаться без боя, едва заслышав имя полководца.

Казанова. Кто же этот ловелас, чья слава так велика, как слава Дон Жуана.

Бургомистр и Граф (почти хором). Это и есть Дон Жуан!!!

Казанова. Но это... вздор! Этого не может быть.

Граф. В наше время все может быть. Если на наших глазах рушится башня пыток, самая пытливая в Европе, то что говорить о нравственности!

Казанова. Действительно, говорить о нравственности нет никакого смысла.

Бургомистр. Так вы беретесь нам помочь?

Казанова (выдержав паузу). Нет.

Граф. Почему, дорогой господин Казанова?

Казанова. Как я могу защитить женщин и девиц целого города? Что я, как наседка, укрою всех под своим крылом?

Бургомистр. Всех не надо. Но есть одна девица, которая олицетворяет честь всего города. Моя дочь!

Граф. Моя невеста!

Казанова. Примите поздравления, граф. И все–таки я отказываюсь.

Граф. Дорогой Джакомо... Вы меня знаете. Я всегда был вашим другом. Но если вы откажете в нашей маленькой просьбе, боюсь, я уже не смогу делить с вами свой кров.

Казанова. Дорогой граф, Джакомо Казанова давно уже умер. Я – только тень, бледное воспоминание, зарница прошлого. Вы боретесь с солнцем – и просите помощи у тени!

Бургомистр (демонстративно). Граф, вас обманули. Разве этот жалкий, плюгавый старикашка может называться великим любовником, гением флирта, виртуозом адюльтера?! Под именем Казановы к вам в библиотекари нанялся какой–то пройдоха, мошенник чистой воды.

Граф. Как мошенник?! А я–то! Я так ему доверял! Все семейные тайны! Он знает даже то, что у моей бабушки был роман с Людовиком Четырнадцатым! Боже, я погиб! Теперь о моем родстве с французским королем узнает вся Богемия! (Мужественно.) Но я найду в себе силы пережить это.

Казанова(Бургомистру). Сударь, вы – лжец! И, будь вы помоложе, я вызвал бы вас на дуэль.

Бургомистр. Что?! Будь я помоложе? (Хохочет). Да вы, однако, шутник! Из вас песок сыпется, а вы о дуэли!

Казанова. Этот песок я высыплю на вашу могилу.

Граф. Песок сейчас ужасно дорог. Когда мне принесли смету на ремонт, я просто ахнул. За телегу песка просят уже четыре фридрихсталера! Еще два года такой инфляции, и у нас в каждой постели будет по три Дон Жуана.

Бургомистр. Дорогой граф, проблема не в инфляции, а в том, что в городе нет своего Казановы. Вместо него – какой–то самозванец и мошенник!

Уязвленный Казанова мгновенно преображается.

Казанова (громким и сильным голосом). Граф, одолжите мне шпагу!

Бургомистр (меняя тон). А вот это мне нравится! Значит, ваш пыл не угас, вы еще способны на подвиги! Примите мои извинения, господин Казанова.

Казанова. Принимаю. Но, честно говоря, не знаю, каким образом могу быть вам полезен.

Бургомистр. Ваш опыт, господин Казанова, ваш бесценный опыт! На карту поставлена честь города. И не только города! Честь всей Богемии, Вестфалии, Саксонии и Тюрингии, вместе взятых! Честь германской Нации!

Казанова. Не слишком ли много чести, господа! К тому же, я – итальянец.

Бургомистр. Но если вам безразлична честь германской нации, неужели вам на плевать на честь одной–единственной девушки?

Казанова. Да, вот это – веская причина. Хорошо. Одну–единственную девицу я постараюсь спасти. Но предупреждению: мои методы нетрадиционны.

Бургомистр. То есть! Вы имеете в виду?..

Казанова. Именно, господин бургомистр. Я довожу дело до точки...

Граф. До точки?!

Казанова. Но точку не ставлю.

Бургомистр. Я вас понял. Но учтите: мои люди будут следить за вами.

Казанова. А кто будет следить за ними?

Бургомистр. Мой секретарь. (Оглядывается.) Франц! Что за черт! Куда он опять подевался?!.

СЦЕНА 13

Казанова один в зале в доме бургомистра.

За портьерой прячутся Добберман и Бобберман.

Казанова. Великое всегда начинается с мелочей. Сегодня Цезарь проспал заседание сената, а завтра он уже не император... Однако, если я помогу графу, Анна станет его женой, а я лишусь места. Если же Анна достанется Дон Жуану, – граф рассердится на меня, и я опять же лишусь места. Значит, она не должна достаться никому...

Появляется Анна. Казанова и Анна идут, не видя друг друга и сталкиваются.

Анна. Ах, сударь, извините! Не ушибла ли я вас, часом?

Казанова. Ушибли. Вот здесь (показывает на сердце). Вы, полагаю, дочь господина бургомистра?

Анна. Да, это я.

Казанова. И первая красавица города?

Анна. Так считают...

Казанова. Но вы с этим согласны?

Анна (после паузы, потупив глаза). Согласна.

Казанова. В таком случае, разрешите представиться: Джакомо Казанова, венецианский дворянин.

Анна. Вы из Венеции?!.

Казанова. Меня пригласил ваш отец.

Анна. Надолго ли вы к нам?

Казанова. Навсегда.

Анна. Вы останетесь в нашем городе?

Казанова. Я останусь в вашем сердце.

Анна. Я вас не понимаю...

Казанова. И слава Богу. Понимание – это удел тех, кто боится смерти.

Анна. А вы не боитесь?

Казанова. Смерти? (Смеется, затем резко обрывает смех). Боюсь, потому что увидел вас. Я думал, что жизнь кончена, что мой удел – мемуары, и вдруг – как луч меж темных облаков появляетесь вы – во всем вашем сиянии и блеске.

Анна. Право, вы меня смущаете. Вы говорите слишком похоже...

Казанова. На что?

Анна. На письма, которые я получаю.

Казанова. Ничего удивительного – я их автор.

Анна. Вы?

Казанова. Я. Хотите напомню любое из них? "О, повелительница моего сердца... Без тебя моя жизнь –это блуждание в потемках, это огонь без тепла и света, это нежный листок акации в бурную ночь..."

Анна (в сторону). О, господи! Похоже, эти письма читал весь город! (Казанове). Простите, а сколько вам лет?

Казанова. Угадайте.

Анна. Боюсь ошибиться.

Казанова. Не бойтесь, я все равно старше. Впрочем, что значит старость, когда не чувствуешь времени!..

Анна. Вы знаете, что такое время?

Казанова. Знаю. Сутки состоят из трех свиданий. Свидание состоит из семи объятий. Объятие состоит из тридцати поцелуев.

Анна. Какая забавная арифметика!

Казанова. Это не арифметика. Арифметика – это гораздо проще. Вы отнимаете у ближнего своего любовницу, прибавляете карету, умножаете на неделю пути, делите с возлюбленной все удовольствия, – и вот вы уже в раю!

Анна. И вы способны на такое?

Казанова. Разумеется. Любовь, дорогая Анна, превыше всего, превыше законов – и не только человеческих, но и божественных.

Анна. Как вы можете так говорить! Неужели вы не боитесь Бога?

Казанова. Есть вещи страшнее, чем Бог. Например, инквизиция. Бог перед ней отступил. Я тоже воевал с ней несколько десятилетий – и вынужден признать свое поражение.

Анна. Но вы не Бог.

Казанова. Зато вы – богиня.

Анна. Вы мне льстите.

Казанова. Ничуть. Лесть – это ложь, похожая на правду больше, чем сама правда. Желая подольститься, я бы сказал: "Мир не знавал сосуда более совершенного, нежели ваше тело!" А я прямо и честно объявляю, что люблю вас.

Анна. Вы – любите – меня?!

Казанова. Вне всякого сомнения. Я, тот, кто покорил сердец больше, нежели вы вышили салфеток, теперь смиренно прошу: назначьте мне свидание! Сегодня! Вечером! В девять часов! У беседки в саду!

Анна. Но, право, я... Я не знаю...

Казанова. Я знаю, я.

Анна. Господи, это так странно, так неожиданно!

Казанова. Настоящая любовь всегда неожиданна. Как смерть. Любовь – это грозовая молния, это сверкнувший клинок шпаги, это ночной прыжок с крепостной стены, когда не знаешь, далеко ли до земли.

Анна. Вы говорите хорошо и страшно...

Казанова. Потому что я люблю вас – и знаю, что вы тоже любите. Там, в глубине сердца, уже распускается роза вашего чувства. Вы еще сопротивляетесь, вы боитесь признаться себе самой, но это чувство властно влечет вас, как горный поток увлекает вниз легкий челнок.

Анна. Как дивно вы говорите!...

Казанова. Потому это говорю не я, а моя любовь. Любовь не требующая, но – ищущая! Не берущая, но – дающая! Не горящая, но – пылающая! Любовь как чудо! Любовь, равная не жизни, но – смерти!

Анна. Почему вы все время поминаете смерть?

Казанова. А с чем еще можно сравнить любовь? Стоит вам уйти – рухнет мир. Впрочем, без мира еще можно обойтись. Без вас – нельзя.

Анна (восхищенно). Господи, как вы говорите!

Казанова. Я говорю так, как говорят влюбленные в саму любовь. Ощущения расплывчаты и неуловимы, как тени на осенней воде. Слова же требуют рапирной остроты и точности. (Внезапно). Анна! Убейте меня!

Анна. Что?!

Казанова. Я прошу у вас смерти, как просят любви. Я хочу, чтобы ваша рука держала кинжал, который пронзит мою грудь.

Анна. Вы сошли с ума!

Казанова. Еще бы! Рядом с вами невозможно сохранять благоразумие. Я знаю, что любовь моя безответна. Мне не на что рассчитывать, и потому моим брачным ложем станет бархат гроба.

Анна. Не говорите так.

Казанова. Анна! (тише) Анна! (еще тише) Анна!

Анна. (очень тихо) Что?

Казанова. Закройте глаза... Подойдите ко мне... Ближе... Ближе... Дайте вашу руку...

Анна закрывает глаза и медленно, как сомнамбула, подходит к Казанове.

Туманный свет окутывает нас... берега кажутся нам молочной пеленой... Усталые путники в долине грез, мы бредем по бесконечности, чтобы познать горькую тщету бытия. Наше одиночество... Наша печаль... Вы устали... Вам хочется опереться о плечо преданного друга.

Анна, с закрытыми по–прежнему глазами, тянется к Казанове, губы их вот–вот соприкоснутся. В последний момент Казанова резко отстраняется и Анна чуть не падает. Казанова грубо смеется.

Ха–ха–ха! Сударыня, вы всегда так легковерны?

Анна (гневно). Вы сошли с ума!

Казанова. Отнюдь! Я вовсе не усталый путник в долине грез. Я – ваш новый учитель.

Анна. Учитель?..

Казанова. Да, учитель жизни. Меня нанял ваш отец. С целью научить вас отличать настоящие чувства от фальшивых, чтобы противостоять соблазну, который всегда окружает красивую женщину. Только что я показал вам, как легко обольстить такую романтическую особу, как вы.

Анна. Так это все – нарочно? Вы притворялись?

Казанова. Разумеется. Я циник и поэтому никогда не лгу. Даже когда говорю неправду. (Пауза.) Странно.

Анна. Что странно?

Казанова. Что вы еще не дали мне пощечину.

Анна. Я готова вас убить.

Казанова. О! Этого я и добиваюсь. Вот кинжал, а вот моя грудь. (Пауза.) Убить человека проще, чем полюбить.

Анна (берет кинжал и бросает его). Нет, не могу.

Казанова (подбирает кинжал и вручает Анне). Можете.

Анна. Да отстаньте вы со своим кинжалом! (Отбрасывает кинжал.)

Казанова. Если не боитесь меня убить, то дайте хотя бы пощечину. Своей прелестной ручкой. Неужели я не заслужил даже пощечины? Хотите, я встану на колени? (Опускается на колени.)

Анна бросается его поднимать и сама при этом становится на колени. Казанова ее целует. Анна дает Казанове пощечину. Оба поднимаются с колен.

Анна. Это ужасно! Это отвратительно.

Казанова (держась за щеку). Это прекрасно, это восхитительно. Браво! Бис! Нельзя ли повторить? (Вновь ее целует.)

Анна дает Казанове вторую пощечину.

А еще? (Подставляет щеку.)

Анна. Ну, это уже наглость.

Казанова. Конечно. Но ведь женщины любят наглецов.

Анна. Это почему?

Казанова. Скоро здесь появится человек, который вам все разъяснит.

Анна. Я ничего не понимаю. Что за человек?

Входит Служанка.

Служанка (Анне). Вас спрашиваете какой–то Дон Жуан. Ужасный наглец. Ущипнул меня вот тут (показывает), тут и тут. (Глупо хихикает.)

Казанова. Сударыня, помните о моем уроке! (Уходит через боковую дверь).

Анна (смущенно). Пригласи этого... господина. Впрочем, постой, не надо... Или нет, пригласи. Да поскорей, пока я не передумала!..

Служанка. Сию минуту.

Уходит.

Сцена 14

Появляется Дон Жуан.

Дон Жуан. День добрый, донна Анна! Я – Дон Жуан.

Анна. Вы? Дон Жуан? Тот самый?

Дон Жуан. Может быть, и не тот, но самый. Вам нужно рекомендательное письмо? Вот оно. Я содрал его с двери какого–то трактира. (Достает из кармана бумагу, разворачивает и читает.) "Мадридский магистрат и святая инквизиция разыскивают сбежавшего из Ада опасного преступника Дона Жуана, известного своим развратным поведением. А роста он (подходит к зеркалу и смотрит на себя) выше среднего, волосы имеет темные, вьющиеся (проверяет кудри, накручивая их на пальцы), лицо демонически красивое, дерзок необычайно. Просьба ко всем властям церковным и светским содействовать его поимке."

Анна. Вы... очень смелый.

Дон Жуан. Вы хотите сказать – наглый!

Анна. А как вы оказались в Аду?

Дон Жуан. Как все.

Анна. Вы много грешили?

Дон Жуан. Как все.

Анна. А в чем заключались ваши грехи?

Дон Жуан. Я любил и был любим. А это страшный грех.

Анна. Но разве человек создан не для любви?

Дон Жуан. Нет. Только Бог имеет право на любовь человека.

Анна. Но вы не Бог.

Дон Жуан. Зато вы – богиня.

Анна. Вы мне льстите.

Дон Жуан. Ничуть. Просто я вас люблю.

Анна. Вы – любите – меня?!

Дон Жуан. Вне всякого сомнения. Я, тот, кто покорил сердец больше, нежели вы вышили салфеток, теперь смиренно стою прошу: назначьте мне свидание! Сегодня! Вечером! В девять часов! У беседки в саду!

Анна. Но, право, я... Я не знаю...

Дон Жуан. Я знаю, я.

Анна. Господи, это так странно, так неожиданно!

Дон Жуан. Настоящая любовь всегда неожиданна. Как смерть. Любовь – это грозовая молния, это сверкнувший клинок шпаги, это ночной прыжок с крепостной стены, когда не знаешь, далеко ли до земли.

Анна. Вы говорите хорошо и страшно, но я уже слышала это. Я даже знаю, что вы скажете дальше.

Дон Жуан (озадаченно). Что я скажу?

Анна. Сейчас вы начнете монолог о том, что это говорите не вы, а ваша любовь. Любовь не требующая, но – ищущая! Не горящая, но – пылающая! Любовь как чудо! Любовь, равная не жизни, но – смерти! А потом вы попросите, чтобы я вас убила.

Дон Жуан (патетически, еще не понимая до конца, что происходит). Да–да, убейте меня!

Анна. Ну, вот, я была права. Сейчас вы достанете кинжал и скажете: вот кинжал, а вот грудь моя. (Подходит к Дон Жуану и сдергивает с него плащ, откуда выпадает кинжал.) Вот и кинжал! Что я говорила!

Дон Жуан. Откуда вы знаете про кинжал?

Анна. Я все знаю. У меня был прекрасный учитель, он научил меня всем вашим уловкам.

Дон Жуан (пытаясь овладеть ситуацией). Анна! (Тише.) Анна! (Еще тише.) Анна!

Анна (очень тихо). Что?

Дон Жуан. Закройте глаза... Подойдите ко мне... Ближе... Ближе... Дайте вашу руку...

Анна. Нет, это вы закройте глаза и дайте мне руку. А я сыграю вашу роль – роль Дон Жуана.

Закрыв глаза, Дон Жуан дает ей руку.

(Подражая Дон Жуану.) Туманный свет окутывает нас... Берега кажутся нам молочной пеленой... Усталые путники в долине грез, мы бредем по бесконечности, чтобы познать горькую тщету бытия. Наше одиночество... Наша печаль... Вы устали... Вам хочется опереться о плечо преданного друга.

Дон Жуан пытается опереться на плечо Анны,

но она отстраняется, и он чуть не падает.

Да, все произошло в точности так, как предсказывал господин Казанова!

Дон Жуан. Казанова?! (С огромным ожесточением) Черт бы его побрал! Осел! Макаронник! Фарисей проклятый! Какого дьявола он вмешивается в чужие дела?!

Анна. Фу, как вы грубы! А вот Казанова так не ругался...

Дон Жуан. Потому что он старомодный дурак! Казанова обожествляет женщин, а я их ненавижу... Вы удивлены? Да–да, я ненавидел всех женщин, которые были моими любовницами. Да и за что вас любить? За вашу болтливость? Куриные мозги? Пошлое жеманство и вечную плаксивость? А эти жалкие потуги выглядеть моложе своих лет, эти вечные румяна, белила, накладные груди и бедра, эта бесконечная ярмарка блудниц! Вы только делаете вид, что горды и неприступны, а на деле ваша цель – поймать мужчину на живца. Но я знаю все ваши повадки, и поэтому охотник – я, а добыча – вы! Может, я и любил бы дочерей Евы, если б хоть одна устояла передо мной. Куда там! Мне отдавались юные девицы и почтенные матроны, наглые куртизанки и скромные монахини, неотесанные крестьянки и знатные сеньоры. Отдавались в каретах и в стогах сена, на балах и после балов, под столами и на столах, в потаенных местах и на глазах собственных мужей. И все они одинаково стонали, царапались и визжали от счастья, когда я брал их. (Пауза). Знаете, что чувствует мужчина, отдыхая после любовных объятий? Что его обманули! О, нет, я не люблю женщин. А вас особенно. Вас я ненавижу! Ненависть – это тоже любовь, только любовь метафизическая, поэтому она сильнее обычной любви. Любовь можно насытить, ненависть ненасытна. Запомните: миром правит ненависть. (Пауза). И мне совершенно безразлично, придете ли вы сегодня в девять вечера в беседку в саду, чтобы отдаться мне со всей силой юной, беззаветной любви..

Анна. Я приду!..

Дон Жуан. Считайте, что я этого не слышал.

Анна. Я все равно приду.

Дон Жуан. А я все равно не слышал.

Анна (подбегает и кричит Дон Жуану прямо в ухо). Я приду! Приду! Приду! И только посмейте не явиться!

Дон Жуан. И что тогда? Вы пожалуетесь отцу? Богу? Господину Казанове?

Анна. Я убью вас. (Подбирает валяющийся кинжал и замахивается.)

Дон Жуан. Только не промахнитесь. Вот грудь моя. Давайте я вам помогу.

Берет руку Анны в свою, она выдергивает руку и, разжав пальцы,

роняет кинжал.

Анна. Я люблю вас...

Дон Жуан (после долгой паузы). Значит, вы действительно придете... (Поворачивается, уходит и на пороге, приподнимая парик, последнюю реплику ехидно бросает в зал) Господин Казанова, не хотите ли, я дам вам урок любви!..

СЦЕНА 15

Бургомистр, Граф и Казанова в зале магистрата.

Бургомистр. Значит, вы говорите, все в порядке?

Казанова. Именно. Теперь ваша дочь вооружена против Дон Жуана с головы до ног.

Бургомистр. Лучше бы наоборот – с ног до головы.

Казанова. Вы не правы, господин бургомистр. В этом и заключается отличие Дон Жуана от остальных мужчин. Они охотятся за ножками, а он – за головами. Потому что, заполучив голову, он получает и все остальное.

Граф. Да–а, гореть ему в Аду!

Запыхавшись, вбегают Добберман и Бобберман.

Чиновники (хором). Она назначила Дон Жуану свидание!

Добберман. В саду!

Бобберман. У беседки!

Добберман. Вечером!

Бобберман. В девять часов!

Зловещая пауза. Все смотрят на Казанову.

Казанова (растерянно). Не может быть...

Бургомистр. Как это случилось?

Бобберман. Дон Жуан признался ей...

Казанова. ...в любви?

Добберман. Нет, в ненависти!

Казанова. Святая Мадонна! Как же я не догадался! Давно известно, что от любви до ненависти один шаг, но путь обратно еще короче!

Бургомистр (раздраженно). К черту комментарии! Лучше скажите, что теперь делать?

Казанова. Ничего. Будем учиться на ошибках. Иное поражение стоит десятка побед.

Бургомистр. Ну уж нет! Я не позволю вписать в герб города рога. Если господин Казанова признает свое бессилие, нам остается одно.

Граф. Вы имеете в виду...

Бургомистр. Именно, дорогой граф! Я имею в виду дуэль.

Казанова. Смею, однако, заметить, что Дон Жуан – прекрасный дуэлянт. Он убьет любого соперника!

Бургомистр. Вот тогда у нас появится законный повод навсегда выслать его из города!

Граф. Но кто вызовет его на дуэль?

Бургомистр. Добровольцы всегда найдутся. (Смотрит на чиновников.)

Добберман (оглядываясь кругом.) Есть добровольцы?

Бобберман. (тоже оглядываясь.) Добровольцы есть?

Добберман и Бобберман (хором). Добровольцев нет!

Бургомистр. Тогда бросим жребий. Вот две бумажки, на каждой рисуем крест. (Рисует кресты на обеих бумажках, складывает их в свою кепку и протягивает ее Чиновникам.)

Добберман. (Бобберману). Прошу вас.

Бобберман. Нет, это я вас прошу.

Добберман. Нет, это я прошу вас.

Бобберман. И не просите.

Бургомистр. Прекратите болтовню! Тяните оба!

Добберман (тянет и разворачивает бумажку). Нет креста! Нет креста!

Бобберман (тянет и разворачивает бумажку). И у меня нет! И у меня нет!

Бургомистр. Ну–ка, покажите!

Добберман и Бобберман одновременно засовывают бумажки в рот и начинают их жевать. Граф и Бургомистр бросаются к ним и успевают выхватить изо рта у Боббермана бумажку.

Граф (смотрит на обрывок бумажки). Тут ничего не видно!

Бургомистр. Значит на дуэль идти ему (показывает на Доббермана).

Граф. (Добберману). Не бойтесь! Я научу вас нескольким приемам. (Выхватывает шпагу из ножен). Когда Дон Жуан сделает вот так (показывает), вы сделаете вот так (делает выпад шпагой).

Добберман падает в обморок.

Бургомистр (Бобберману). Значит, придется идти вам.

Граф (Бобберману). Не бойтесь! Я научу вас нескольким приемам...

Бобберман падает в обморок.

Ладно! Я пойду сам! Я сделаю ему вот так! (Показывает.)

Бургомистр. Не пущу! Вы – наше национальное достояние, оплот культуры, бастион экологии, последний окоп нравственности. А дуэль – это случайность, мы не имеем права подвергать вас опасности. (Торжественно.) Как исполняющий обязанности Судьбы от лица всех присутствующих лиц я запрещаю вам идти на дуэль.

Казанова. Господин бургомистр прав. Не надо случайностей. На дуэль пойду я.

Добберман и Бобберман (внезапно очнувшись, хором). Вы?!

Казанова. Я, господа!

Добберман и Бобберман снова падают в обморок.

Граф. Благородное сердце! Мне так будет вас не хватать! (Обнимая Казанову, вытирает воображаемые слезы.) Неужели теперь я увижу вас только в гробу?

Бургомистр (подходя и пожимая руку Казанове). Прощайте, дорогой господин Казанова! Жаль, что я познакомился с вами так поздно. Но лучше поздно, чем никогда. Мы поставим вам памятник прямо в магистрате... из лучшего силезского гранита... нет, что я говорю, из мрамора!

Добберман (очнувшись, вскакивает). Мир праху твоему!

Бобберман (очнувшись, вскакивает). Да будет земля вам пухом!

Чиновники. (хором) Спи спокойно, дорогой господин Казанова!

Казанова. Господа, я растроган. Мне давно не говорили таких добрых слов. Господин граф, я еще раз имел возможность убедиться, что сорок поколений предков наложили на вас неизгладимую печать благородства. Господин бургомистр, я потрясен вашей щедростью. (Пауза.) Но, господа, а если я убью Дон Жуана?

Бургомистр. Тогда мы поставим вам памятник при жизни. Скажите, у вас есть последнее желание?

Казанова. У меня все желания последние. Прощайте, господа! (Уходит).

Бургомистр (чиновникам). Господа добровольцы! Сейчас же бегите в похоронное бюро и закажите гроб – по росту Казановы. И чтобы до вечера доставили ко мне домой.

Граф. Венки – за мой счет.

Бургомистр (чиновникам). Да, и распорядитесь, чтобы в доме заперли все двери. Анна не должна выйти на улицу, иначе она помешает дуэли! (Потирает руки). Дело близится к развязке!

СЦЕНА 16

Беседка в саду бургомистра. Одновременно появляются Казанова и Дон Жуан. Несколько секунд смотрят друг на друга.

Дон Жуан. Сударь, прошу вас удалиться. Я назначил здесь встречу с дамой и не потерплю, чтобы мне мешали.

Казанова. Я тоже назначил здесь встречу с дамой. Но я вовсе не против, чтобы на ней присутствовали и другие.

Дон Жуан. Вы, кажется, ищете предлог для ссоры?

Казанова. Уже нашел. У вас слишком длинный...

Дон Жуан. Нос?..

Казанова. У вас слишком длинный... конец!

Дон Жуан. Конец?..

Казанова. Да, конец шпаги! Длиннее, чем принято в здешних местах.

Дон Жуан. Я испанский дворянин и местные обычаи, господин Казанова, меня не касаются.

Казанова. Откуда вы знаете, что я – Казанова?

Дон Жуан. Потому что я – Дон Жуан.

Казанова. Вы – Дон Жуан? Не смешите! Дон Жуан – это миф, его не существует. Вы самозванец, сударь. Да и дворянин ли вы?

Дон Жуан. Это переходит все границы!

Казанова. Границы реальности? Вы что, знаете, где кончается реальность и начинается миф? Да, у реальности есть границы, а у мифа нет. Поэтому если вы есть – то вас нет.

Дон Жуан. Да что вы знаете о мифах? Вы, переживший свое время, жалкий огрызок восемнадцатого века, чудом уцелевший Ной! Для вас миф – это какой–нибудь Людовик Четырнадцатый. А для меня миф – это Клеопатра или Елена Прекрасная! Мы живем в разных временах.

Казанова. Нет, сударь. Для меня миф – это Дон Жуан. Поэтому я и не верю, что вы – это вы.

Дон Жуан. Вы требуете доказательств?

Казанова. Я требую дуэли! Посмотрим, потечет ли из мифа кровь, когда моя шпага погрузится в ваше сердце!

Дон Жуан. Такая дерзость может означать только одно – в кустах прячутся наемные убийцы.

Тычет в кусты шпагой,

и оттуда с воплями выскакивают Добберман и Бобберман.

Добберман. Мы не убийцы!

Бобберман. Убийцы не мы!

Дон Жуан (щекоча их шпагой). А кто же вы?

Добберман. Мы мирные люди.

Бобберман. Случайные свидетели.

Добберман и Бобберман (хором). Мы мирные случайные свидетели!

Дон Жуан. В таком случае, позвольте представиться: я – Миф, а это (указывает шпагой на Казанову) – Реальность.

Казанова. Господа свидетели, вам повезло. Вы присутствуете при историческом событии: сейчас состоится дуэль между Мифом и Реальностью.

Дон Жуан (Добберману). Будьте моим секундантом...

Казанова (Бобберману). Тогда мой секундант – вы. (Обнажает шпагу).

Противники сходятся и начинают фехтовать.

Дон Жуан (вальсируя, дразнит Казанову). Ближе, ближе, дорогая Реальность! Я так жажду стереть границу между нами!

Казанова (защищаясь умело, хотя и слегка замедленно,). Ничего, господин Миф! Скоро мы узнаем, так ли вы мифичны, как кажетесь!

Дон Жуан. Главное – быть, а не казаться!

Казанова. Это не ваши слова. Это девиз Реальности.

Дон Жуан. Нет ничего реальнее мифа!

Казанова. Нет ничего мифичнее реальности!

Внезапно из кустов вываливается Статуя Командора.

Она вся перебинтована, повязка даже на глазах.

Статуя (щупая воздух руками, как это делают слепцы).

Я не ошибся? Это звук дуэли?

Так, значит, здесь дерется Дон Жуан!

О, нечестивец! Ты за все ответишь!

Я плохо вижу, я почти ослеп,

зато я все прекрасно обоняю...

Нюхает воздух и, вынюхав Доббермана и Боббермана, хватает их за шиворот.

А! Вот ты где, развратный негодяй!

Да ты, к тому ж, еще и раздвоился!

Ну, ты вдвойне ответишь у меня!

Добберман и Бобберман в страхе вырываются и убегают. Статуя бежит за ними. Все они скрываются. Дон Жуан и Казанова продолжают сражаться.

Дон Жуан. Я не хочу вашей смерти! Я хочу, чтоб вы убрались прочь!

Казанова. Это невозможно.

Дон Жуан. Почему? Неужто прихоть вам дороже жизни?

Казанова. Прихоть – это и есть жизнь.

Дон Жуан. Вы не понимаете! Я не могу позволить развенчать мой Миф!

Казанова. А я не привык играть в поддавки с Реальностью!

Казанова делает резкий выпад и ранит Дон Жуана в левую руку. Дон Жуан, машинально защищаясь, протыкает Казанову шпагой, тот падает.

Казанова (хватается рукой за грудь и поднимает ее вверх всю в крови). Кровь... Это кровь...

Дон Жуан. Вы ранены?!.

Казанова (пытаясь привстать). Нет, я убит.

Дон Жуан. Мне жаль... Я не хотел... Это получилось само собой...

Казанова. Снова не ваши слова... Но вам надо бежать, не то вас арестуют. Эти случайные свидетели наверняка уже побежали за стражей. А миф под арестом – это уже не миф, а черт знает что... (Падает замертво).

Дон Жуан (склонившись над Казановой, прижимается щекой к его груди). Не дышит... Все кончено... (Выпрямляется.) Прощайте, дорогой учитель.

Накрывает лицо Казановы шляпой и удаляется.

СЦЕНА 17

Дон Жуан в гостиничном номере, один.

Постепенно снимает перед зеркалом плащ, шляпу, парик и т.д.

Дон Жуан. Итак, я убил человека. Не просто человека – Учителя! И не просто учителя, а Учителя Любви. Теперь я знаю цену мифа – это всегда кровь. Чем миф кровавей, тем он бессмертней. А кто проливает реки крови, тот уж точно впадает в океан по имени Вечность. Но вот вопрос – раскаиваюсь ли я? Конечно, мне жаль Казанову, но в тот момент, когда моя шпага вошла в его грудь... О, я не испытывал такого чувства ни с одной из этих женщин в гостинице!.. Может быть, только теперь – после дуэли – я стал настоящим Дон Жуаном.

Стук в дверь. Дон Жуан начинает торопливо одеваться обратно. Пока он одевается, дверь вышибают. Врываются Бургомистр с Добберманом и Бобберманом. Позади них виднеется Граф.

Бургомистр. Господин Дон Жуан?

Дон Жуан (оборачивается). Вне всякого сомнения!

Бургомистр. Извольте следовать за нами. Вы обвиняетесь в убийстве графского библиотекаря господина Казановы.

Дон Жуан. Это была дуэль. Дуэль равных.

Бургомистр. Возможно, это была честная дуэль, – однако тому нет свидетелей.

Дон Жуан. Пардон, но эти господа (указывает на чиновников) были нашими секундантами.

Бургомистр (Бобберману). Вы что–нибудь видели?

Бобберман. Абсолютно ничего.

Бургомистр (Добберману). А вы?

Добберман. А я вообще дальтоник.

Бургомистр (Дон Жуану). Итак, вы дрались без секундантов. Посему, если будет формальное разбирательство, вам не миновать тюрьмы. Но если вы дадите слово дворянина навсегда покинуть наш город...

Дон Жуан. Хорошо. Но позвольте мне проститься с телом господина Казановы. Он был достойным противником. Жаль, что я стал причиной его гибели.

Бургомистр. Если вы рассчитываете увидеть мою дочь, – надежды ваши напрасны.

Дон Жуан. Нет–нет, мне достаточно свидания с трупом.

Бургомистр. Давно бы так. Наконец я слышу речь не мальчика, но мужа.

Граф (выступая вперед). Какого еще мужа? Муж – это я!

Бургомистр. Я в переносном смысле.

Граф. Ах, в переносном!.. А тело уже перенесли?

Бургомистр. Да, я сразу же распорядился перенести господина Казанову ко мне домой.

СЦЕНА 18

Зала в доме бургомистра. Добберман и Бобберман вносят тело Казановы,

укладывают его в гроб и надвигают крышку.

Добберман. Какой–то он подозрительно легкий.

Бобберман. Подозрительно?

Добберман. Да, подозрительно легкий для трупа.

Бобберман. А разве труп можно подозревать?

Добберман. Еще как! Любой труп подозрителен. Что за труп? Откуда он? Почему он – труп? Кто ему позволил умереть?

Бобберман. Но разве у смерти надо просить дозволения?

Добберман. А как же! Просим же мы дозволения начальства, когда отпрашиваемся с работы.

Бобберман. Ну, начальство – это я понимаю. Но как же спросить дозволения у смерти, если захочешь умереть? Как ее найти, эту госпожу Смерть?

Добберман. А ее не надо искать. Она сама тебя найдет! Возьмет, откроет дверь и войдет...

Медленно, со скрипом открывается дверь. Чиновники в ужасе замирают, прикрыв глаза руками. Входит Анна. Она крадется, не замечая чиновников, и натыкается на гроб.

Анна (в испуге). Господи Боже мой!!!

Добберман (все еще закрыв глаза руками). Госпожа Смерть, не губите!

Бобберман (тоже закрыв лицо). Мы вовсе вас не звали!

Добберман. Мы только разговаривали о смерти.

Бобберман. Даже не разговаривали, а думали вслух.

Анна. Что вы такое плетете! Никакая я не смерть! Я Анна, дочь бургомистра.

Добберман (открывая лицо). Госпожа Анна, какое счастье!

Бобберман (открывая лицо). Какое счастье, госпожа Анна!

Анна. Что случилось? Почему здесь гроб?

Добберман. Это мы принесли его.

Анна. Но зачем?

Бобберман. Для будущего трупа.

Анна. Разве кто–то должен умереть?

Добберман. Да, господин Казанова.

Анна. Но почему он должен умереть?..

Добберман. Уже не должен.

Бобберман. Он уже умер.

Добберман. Убит на дуэли.

Бобберман. Дон Жуаном.

Анна падает в обморок.

Добберман. Доктора!

Бобберман. Врача!

Добберман. Лекаря!

Бобберман. Знахаря!

Чиновники оглядываются.

Чиновники (хором). Никого!

Добберман (склонившись). Надо расстегнуть ей платье на груди.

Бобберман. На груди?

Добберман. Конечно, на груди. А если не поможет, то и ниже.

Бобберман. Я весь дрожу. (Дрожит.) Что подумает госпожа Анна, когда очнется?

Добберман. Ах, как она чертовски соблазнительна!

Бобберман. Ах, если бы она полюбила меня!..

Добберман. Нет, меня!..

Бобберман. Промедление смерти подобно!

Добберман. Скорее за бургомистром!

Убегают. Пауза.

Казанова открывает крышку гроба и садится. Пауза.

Казанова. Глупцы! Кто же так оживляет женщину!

Наклоняется, поднимает Анну и кладет ее в гроб.

Затем наклоняется над ней и целует в губы.

Анна (очнувшись). Как долго я спала. (Оглядывается.) Но где я?

Казанова. В раю.

Анна. Вы живы!

Казанова. В раю мертвых нет.

Анна. Но ведь вас убили!

Казанова. Кто убил?

Анна. Дон Жуан!

Казанова. Нет, это я убил его!

Анна снова падает в обморок, все еще оставаясь в гробу.

Придется повторить. (Наклоняется и целует Анну в губы.)

Анна (очнувшись). Так Дон Жуан погиб?!

Казанова. Успокойтесь, милая Анна. Я вовсе не собирался убивать его. Но умирать мне тоже не хотелось. Поэтому я спрятал под плащом пузырь с красным вином. Который он и проткнул вместо моей плоти... Церковь превращает кровь в вино, а я вино превратил в кровь! Красное вино, сударыня, не желаете ли? (Достает из кармана фляжку с вином)

Анна (пригубив вина). Так вы оба живы!

Казанова. Вы этому не рады? Предпочитаете, чтобы один из нас погиб?

Анна. Я предпочитаю, чтобы вы помогли мне встать.

Казанова. Зачем? Вы так прекрасно смотритесь здесь! Да и когда еще у вас появится возможность лицезреть мир из гроба? Боюсь, очень не скоро!

Анна. Ваши шутки ужасны.

Казанова. Шутки и должны быть ужасными. Иначе они не смешны. А ужас должен быть смешным. Иначе он не ужасен. (Пауза.) А хотите, я предскажу ваше будущее?

Анна. Оно ужасно?

Казанова. Оно смешно до ужаса! Завтра на рассвете, когда весь город будет спать, Дон Жуан похитит вас.

Анна. Как романтично!

Казанова. Да, сначала все будет ужасно романтично. Придорожная харчевня, ужин при свечах, Дон Жуан на руках поднимает вас по лестнице в снятый на ночь номер. Через день он уже будет зевать, когда придет пора укладываться в постель. А еще через пару дней, где–нибудь на границе с Лотарингией, вы заметите, как он украдкой ущипнул хорошенькую служанку. И однажды утром вы проснетесь от холода, и поймете, что в постели рядом с вами никого нет. До вас он бросал всех женщин! Почему вы должны быть исключением?

Анна. А я все равно люблю его!

Казанова. Я потрясен! (Становится у гроба на колени).

Анна. Что с вами! Встаньте!

Казанова. Впервые вижу настоящую любовь!

Анна. Вы смеетесь! Я вам не верю!

Казанова (вставая, резко). А я – вам. Вы лжете не мне. Вы лжете самой себе.

Анна (тихо, после паузы). И все–таки я его люблю.

Казанова. Нет. Вы любите не человека, а звук! Вы любите его имя. Представьте себе, что его зовут не Дон Жуан, а как–нибудь иначе.

Анна. Иначе? Разве его могут звать иначе?

Казанова. Представьте себе, что его имя – Бобберман. Или Розеншлюс. Вы представляете себя фрау Анной Бобберман? Или фрау Анной Розеншлюс?

Анна (машинально). Ужасно...

Казанова. Но еще ужаснее другое. Вы думаете, он любит именно вас? Когда он явится похищать вас, скажите ему, что вы не дочь бургомистра, а ее служанка. Посмотрите, что станет с вашим героем. Какая там Севилья! Он не довезет вас даже до заставы – овладеет вами прямо в карете и высадит у ближайшего трактира. Одно дело – дочь бургомистра, и другое – прислуга, будь она даже прекраснее Мадонны!

Анна (как в забытьи). Дон Жуан! Дон Жуан! И все–таки я люблю Дон Жуана!

Казанова. Вы говорите как сомнамбула, потому что имя – это заклинание. А есть человек. Отберите у него паспорт, наденьте на него маску (надевает на лицо карнавальную полумаску) – и вот перед вами – Некто. А еще вернее – Никто! И этому господину Никто мы даем имя.

Анна. Какое имя?

Казанова. А какое вам больше нравится? Дон Жуан? Дон Диего? Или граф фон Вальдштейн? А может быть... Франц Розеншлюс?!. А может быть... Джакомо Казанова?!.

Внезапно Казанова сбрасывает маску, и Анна ахает.

Казанова предстает перед ней красивым и полным жизни.

Анна (после паузы). Все равно я люблю его!

Казанова. Я тоже.

Анна. Что – тоже?

Казанова. Я тоже люблю его.

Анна. Вы – его?

Казанова. Да. Ведь это мое второе я. Alter ego. Поверите ли – когда мы дрались, у меня было такое чувство, что это не дуэль, а самоубийство. И с той, и с другой стороны! Мы оба убиты! И оба живы! И оба любим вас. И вы любите нас обоих. Так что кого бы вы не выбрали – вы не ошибетесь. Это и будет Дон Жуан. Вернее, Казанова. (Тише.) Нет, все–таки Дон Жуан. (Еще тише.) Или Казанова?.. (Еще тише.) Или Дон Жуан?.. Или...

Казанова целует Анну. Изумленная, она не сопротивляется. В этот момент распахиваются двери и, скорбно опустив головы, входят со свечами Бургомистр, Граф, Дон Жуан, Добберман и Бобберман. В молчании они подходят ближе и видят самозабвенный поцелуй.

СЦЕНА 19

НЕМАЯ СЦЕНА

СЦЕНА 20

Казанова, услышав шум, медленно поднимает голову и подает Анне руку. Анна встает из гроба. Общее замешательство.

Дон Жуан. Анна!

Бургомистр. Анна!

Граф. Анна!

Бобберман и Добберман (хором). Госпожа Анна!

Казанова. Господин бургомистр, я прошу у вас руки вашей дочери.

Бургомистр. Позвольте! Так вы живы? (Графу). Господин граф, что с вашим библиотекарем? Он ранен или бредит?

Граф. Господин Казанова, вы уволены. (Анне.) Ваша рука обещана мне. Ведь вы любите меня! (Поворачиваясь к бургомистру.) Не так ли, дорогой бургомистр?

Дон Жуан. Нет, она любит меня!

Добберман и Бобберман (хором, тоскливо). Полюбите нас, госпожа Анна!

Граф. Не понимаю, при чем здесь эти господа! Я прибыл сюда не для сенсаций, а для подписания брачного контракта!

Дон Жуан. Какой еще контракт! В это время мы должны были мчаться к Севилье!

Добберман и Бобберман. Какая еще Севилья! Мы спасли госпожу Анну от обморока!

Казанова. И, тем не менее, я прошу руки Анны.

Дон Жуан. Я же убил вас!

Граф. А я – убью.

Добберман и Бобберман. А мы – похороним.

Казанова. Господа, кто может убить – убивает. А кто не может – покупает гробы.

Шум за сценой. Вваливается Статуя Командора.

Статуя. Где Дон Жуан? В гостинице сейчас

мне сообщили, что его схватили

и увели. Где этот негодяй?

Граф. Да отстаньте вы со своим Дон Жуаном. Тут решаются судьба культуры, а вы Дон Жуан да Дон Жуан. Потом разберетесь между собой!

Бургомистр. Анна! Скажи, наконец, что это такое – или я сойду с ума!

Анна. Ничего особенного. Просто господин Казанова просит моей руки. Ответьте же ему наконец.

Бургомистр. Ты что – его любишь?

Анна. Может быть.

Дон Жуан. А меня вы уже не любите?

Анна. Может быть.

Граф. И вы не хотите стать моей женой, графиней фон Вальдштейн?

Анна. Быть может.

Бургомистр. Проклятье! Мне надоел этот театр! Люблю – не люблю, может – не может!.. К черту эти тонкости! Мне не нужно, чтобы утром город наводнили всякие сплетни и слухи. (Анне.) Я требую, чтобы все было решено сейчас же! Ты выйдешь отсюда помолвленной с одним из этих господ! В конце концов, все они дворяне. Выбирай! И если ты не глупа – а ты умна, я знаю! – ты выберешь самого достойного.

Анна (насмешливо, играя). Выбор – это так серьезно... Действительно, кого мне выбрать?.. (Подходит к графу). Графа фон Вальдштейна?

Граф. Конечно, меня! Какие могут быть сомнения! Я – граф Священной Римской Империи Германской Нации. Сорок поколений одних только предков! В моих жилах течет кровь Марии Стюарт и Пипина Короткого! А какая у меня в замке башня пыток!.. Мы проведем в ней медовый месяц!

Анна (подходит к Дон Жуану). А, может, мне выбрать вас?

Дон Жуан. Я испанский гранд и принадлежу к одной из тридцати знатнейших семей Испании. Имею орден Святого Духа и шпагу, равной которой вы не сыщите во всей Кастилии. Но что шпага! Весь мой донжуанский список, состоящий из тысяч прекрасных дам Старого света, бросаю я к вашим ногам! Вы будете первой и последней моей любовью. Выбрав меня, вы войдете в историю!

Статуя. Нет, не войдете – влипните, сеньора!

Он – наглый и развратный ловелас!

А я – известен верностью до гроба!

Вы будете за мной, как за стеной.

Анна. Хорошо, я подумаю.

Добберман и Бобберман (хором). А как же мы, госпожа Анна? Мы спасли вас от обморока!

Анна. Как! Вы тоже проситесь мне в мужья? Сразу оба?

Добберман и Бобберман. Как прикажете, госпожа Анна. Мы усердны, исполнительны, внимательны.

Добберман. Я правая рука вашего отца.

Бобберман. А я – левая. Она ближе к сердцу.

ДОБЕРРМАН и Бобберман (хором шепчут Анне – один в правое, другой в левое ухо). Если вы полюбите нас, вы будете управлять своим отцом!

Анна подходит к Казанове.

Анна. Господин Казанова, а почему вы молчите? Или вам нечего сказать?

Казанова. За меня говорит мое сердце. Послушайте, как оно стучит.

Раздается стук в дверь, все вздрагивают.

Медленно входит Незнакомка в облике Смерти.

СЦЕНА 21

Те же и Незнакомка.

Смерть. Здравствуйте, господа. Я рада, что все в сборе. О! И господин Казанова здесь. (Казанове.) Я ведь сказала вам утром, что не прощаюсь. (Всем.) Да! я, кажется, не представилась. (Приседает.) Я Леди Могила, я Сеньора Последнего Вздоха, я Донна Белого Безмолвия... Иначе говоря, я – Смерть. Мой поцелуй – ледяной, он завораживает навеки.

Статуя (радостно). Какой знакомый загробный голос! Я узнал бы его из тысячи других! Это вы! Я рад, что вас тоже выпустили из сумасшедшего дома.

Смерть. Вы заблуждаетесь. Меня никто не выпускал. Я сама вхожу и выхожу, когда пожелаю. Для вас это был сумасшедший дом, а для меня – дом отдыха. Только там я встречаю людей, которые не лгут, не кривят душой, а ведут себя совершенно естественно. Поэтому я люблю сумасшедших и часто навещаю их.

Бургомистр. А у вас есть документы?

Смерть. Документы? Я готова поцеловать любого, кто мне не верит. А свидетельство о смерти выпишет магистрат.

Граф (тихо, бургомистру). Какая подозрительная личность!..

Смерть (графу). Дорогой граф! Раз уж вы такой подозрительный, позвольте, я сейчас же вас поцелую.

Граф (поспешно). Не надо. Я вам верю. Вы и впрямь похожи на Смерть с гравюр господина Гольбейна.

Смерть. Да, однажды я позировала ему.

Добберман и Бобберман (хором, подобострастно). Вылитая Смерть!

Смерть. Слава Богу! Не люблю быть самозванкой. А теперь отгадайте, кто мне нужен?

Все смотрят на Казанову.

Добберман и Бобберман (хором). Господин Казанова, за вами пришли.

Смерть (смеется). Это было бы слишком просто!

Бургомистр. Сударыня, поверьте, я уважаю вас, но ваш визит неуместен. Здесь только что царила атмосфера любви, ибо мы выбирали жениха для юной девушки.

Смерть. Я тоже женщина и тоже жажду любви. За право провести ночь с Клеопатрой мужчины отдавали жизнь. А чем я хуже? Так пусть же сегодня моим любовником станет самый достойный из вас.

Все невольно смотрят на Графа. Смерть подходит к нему.

Вы, кажется, граф фон Вальдштейн?

Граф (быстро). Не фон! Просто – Вальдштейн! Да и что такое титул – звук пустой, не больше.

Смерть (задумчиво, словно не замечая слов графа). Сорок поколений одних предков... И еще ваша бабушка, согрешившая с Людовиком Четырнадцатым...

Граф. Вы ошибаетесь, сударыня. Если уж говорить правду, то предков не сорок поколений, а всего четыре. И бабушка моя отдалась не Людовику, а заезжему карточному шулеру, который выдавал себя за остзейского принца.

Смерть. Ай–яй–яй! Кто бы мог подумать! Тогда выходит, что самый достойный здесь – господин бургомистр. (Подходит к бургомистру.) Честный, неподкупный глава города, столп закона, опора порядка. О, как приятно мне будет сжимать вас в объятьях!.. Невинность так привлекательна!

Бургомистр. Видите ли... Э–э–э... Как бы это точнее выразиться... В общем, когда-то я действительно был честен и неподкупен. Но сейчас... сейчас это просто невозможно. У меня жалованье – миллион фридрихсталеров. Скажите, можно ли сегодня существовать на миллион?

Смерть. Разумеется, нельзя. Но вы существуете, следовательно...

Бургомистр....я ворую! Я ворую – следовательно существую.

Смерть. Но у вас такое честное лицо...

Бургомистр. Что вы! Внешность обманчива! Вот, например, сегодня я добился, чтобы графу выделили казенные деньги на ремонт личного замка. А взамен граф обещал жениться на моей дочери. Сплошная коррупция! Нет, сударыня, я решительно вам не подхожу!

Смерть. А вы, господин Дон Жуан? Вы же не будете отрицать свое благородство? Галантный, красивый, соблазнительный... О подобном кавалере можно только мечтать.

Дон Жуан. Но мне еще рано... Я, собственно, еще и не жил...

Смерть. Не жили? Не смешите меня! Впервые я услышала о вас лет двести назад. Итак, прошу вас.

Подает Дон Жуану руку. Дон Жуан, в страхе отшатываясь, срывает с себя домино, парик и плащ, отбрасывает шпагу и делает шаг вперед. Все узнают Франца. Общее “Ах!”.

Смерть. Какой пассаж! Вы не Дон Жуан...

Франц. Нет... То есть да... То есть нет! Я Франц Розеншлюс, я простой клерк, бумажный червь, возомнившийся себя невесть кем. Я вам не пара, госпожа Смерть!

Статуя. Так ты – не ты! Проклятье! О, проклятье!

А где же настоящий Дон Жуан?

Опять он ускользнул, развратник мерзкий!

Но все равно я разыщу тебя!

Прощайте, господа!

Смерть. Нет, погодите! Может быть, вы – тот, кто мне нужен. Вы такой... мужественный!

Статуя. Сеньора! Эта каменная грудь

не знает чувств, помимо чувства мести!..

Смерть. Да, ваш удел иной... (Оборачивается к Добберману и Бобберману). Ну–с, а вы, господа? Может, составите мне компанию?

Добберман. Мы на службе, сударыня...

Бобберман. И без дозволения начальства не имеем права.

Смерть. А если начальство позволит? А? Ну–ну, шучу. Вы действительно мне не подходите. Вы же бюрократы. А бюрократия бессмертна. Поищем другие варианты. Да! И почему, собственно, я остановилась на мужчинах?

Подходит к Анне и смотрит на нее.

Казанова (громко). Сударыня, вы забыли про меня! Неужто я не достоин вашей любви?

Смерть (оборачивается). Вы?

Казанова. Я.

Смерть. Но утром вы были настроены совсем иначе.

Казанова. Я передумал. Нынче же ночью я хочу стать вашим любовником! Черт побери! В конце концов, не такое уж плохое завершение карьеры – переспать с самой Смертью. Жаль только, я уже не успею описать свои впечатления для потомков.

Смерть. Благодарю вас, господин Казанова. Приятно, что нашелся хоть один галантный кавалер... (Берет Казанову за руку.)

Анна (бросается вперед). Нет! Я не пущу вас! (Хватает Казанову за другую руку). Я еще не сделала свой выбор! Я выбираю вас! Будьте моим мужем!

Смерть. Господин, Казанова, кого вы выбираете – ее или меня? Жизнь или смерть? Если смерть – вы бессмертны. Если жизнь – рано или поздно вы умрете. Вы колеблетесь? Тогда вспомните, что меня выбрали Юлий Цезарь и Александр Македонский...

Анна. А меня – Гомер и Данте!

Смерть. А меня Блаженный Августин и Сократ.

Анна. А меня Петрарка и Боккаччо, Рафаэль и Микеланджело, Шекспир и Гете!.. Решайтесь, Джакомо!

Смерть. С кем вы, господин Казанова? Возьмите яблоко и вручите его своей избраннице.

Казанова берет из вазы яблоко и идет на авансцену. Позади него гаснет свет, и остальные персонажи погружаются во тьму.

Казанова (после паузы). У выбора нет выбора. Разве я выбирал – родиться мне или не родиться? В Венеции или в России? Мужчиной мне быть или женщиной? Гением или бездарностью? Красавцем или уродом? Cовременником Христа или Вольтера?.. Нам не дано выбирать главное! Отстаньте же от меня со своими быть или не быть! Все это жалкий фарс! Нет никакой свободы воли. Что бы я ни выбрал, выбор уже сделан... Это говорю вам я, Джакомо Казанова!

В раздумье машинально начинает есть яблоко. Хруст становится все громче и громче. Это перемалываются века и мгновенья, иллюзии и надежды, правители и рабы, палачи и жертвы, звери и ангелы, возлюбленные и отверженные... Все погружается во тьму, и только Казанова остается один в луче света. И тут какофония переходит в музыку – она все нежнее и сильнее, все пронзительнее и трагичнее.

Полная тьма.

Когда вновь вспыхивает свет, на пустой сцене стоит живая Венера Милосская – обнаженная женщина, руки которой одеты в черные длинные перчатки, невидимые на фоне черной бархатной портьеры. В одной из “невидимых” рук она держит огрызок яблока.

Конец

Настоящий текст не может быть использован

для постановки или публикации без разрешения авторов

alavrin@rinet.ru viktor-korkia@narod.ru

КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Коркия Виктор Платонович – род. в 1948 г.

Автор ряда пьес, в числе которых “Черный человек, или Я бедный Сосо Джугашвили” (1988).

Член Союза российских писателей.

Лаврин Александр Павлович – род. в 1958 г.

Автор книг “Хроники Харона. Энциклопедия смерти” (1993), “Люди, звери и ангелы” (1992), “1001 смерть” (1991), и др.

Член Русского ПЕН–центра. Член Союза российских писателей. Главный редактор журнала “WHERE–Moscow”.

Главная АКТ 1 АКТ 2 Гуанистика Контакты